Том 11. Магелланово Облако

Первую половину следующего дня я провел в компании трех пилотов: Ериоги, Аметы и Зорина. Мы прогуливались по всему кораблю, беседуя и даже смеясь. Однако гнетущее воспоминание о сне не проходило. После обеда я пошел к Руделику. Он довольно давно работал над какой-то проблемой и нигде не показывался. Я застал его сидящим со скрещенными ногами на письменном столе; он выстукивал что-то одним пальцем на счетном автомате. Мне следовало бы уйти, однако я попросил его, не отвлекаясь на меня, продолжать работу и остался — мне всего лишь хотелось молча посидеть с кем-то, чтобы не быть одному. Я целый час смотрел, как забавно проявляются у него умственные усилия. Он грыз эбонитовую контактную палочку, морщился, кривился; вдруг лицо его прояснилось, и он осмотрелся вокруг с таким изумлением, словно перед его глазами разыгрывалась удивительнейшая сцена; потом снова что-то забормотал, соскочил с письменного стола и заходил из угла в угол, прищелкивая пальцами. Наконец он подошел к аппарату, записал несколько фраз и, улыбаясь, повернулся ко мне.

— Дело понемногу продвигается, черт возьми! — сказал он и добавил: — Это Гообар подсунул мне такой орешек.

— Ты что, теперь, работаешь с ним?

— Похоже на то. Мне понадобился новый аналитический аппарат — в смысле системы суждений, а не машины. В поисках его я влез в такое математическое болото, что хоть плачь. Это проблема, к которой можно приступить с двух или даже с двадцати сторон сразу, как угодно, неизвестно лишь, откуда придешь к цели.

Руделик загорелся и начал читать мне лекцию. Я не прерывал его, хотя усваивал смысл с пятого на десятое. Насколько я понял, его преследовало ощущение, что появляющаяся в уравнениях бесконечность может уничтожить весь их физический смысл. Эта бесконечность была вначале очень послушна и позволяла перебрасывать себя с места на место; он попытался поймать ее в ловушку, рассчитывая, что, если она попадется на его уловку и появится сразу в обеих частях уравнения, он сумеет устранить ее путем упрощения. Однако упрощение из подручного приема превращалось в лавину, сметающую все на своем пути, и кропотливое преодоление математических дебрей давало в итоге 0=0. Результат безусловно правильный, но для радости он повода не давал.

— Ты ходил с этим делом к Тембхаре? — спросил я, когда он наконец умолк и только ерошил волосы.

— Ходил.

— А что он сказал?

— Сказал, что на «Гее» нет электромозга, который справился бы с этой задачей. Эта проблема, как видишь, очень специальная… Нужный мозг можно было бы построить, но не здесь: он по размерам может быть равен самой «Гее».

— Что-нибудь похожее на гиромат?

— В этом роде. Но такой гиромат работал бы наугад — методом проб и ошибок, то есть как слепой, и выполнил бы задачу в должное время только потому, что производит двенадцать миллионов операций в секунду. Нет, это все чепуха. Подумай только: решать задачу вслепую! Я всегда говорил, что эти электрические мозги ползают — хотя и с молниеносной быстротой, — а человеческая мысль мчится. Кибернетики вообще не представляют себе стиля работы математиков; им все равно, как автомат решает, лишь бы решил… Если бы удалось открыть необходимую метасистему… Постой, черт возьми!

Он подскочил к аппарату и вновь начал что-то выстукивать с бешеной скоростью. Потом взглянул на экран, крякнул, проехался пальцами по своей шевелюре и нажал на выключатель. Когда он обернулся, на его лице отражалось такое разочарование, что я ни о чем не стал спрашивать. Он уселся в своей обычной манере на ручку кресла и принялся насвистывать.

— Зачем тебе нужно решать эту проблему? — спросил я.

— Ах, это связано с изменением живой материи, движущейся в переменном гравитационном поле.

— А ты советуешься с Гообаром?

— Нет, — сказал он так энергично, словно хотел предупредить всякую дискуссию на эту тему. Минуту спустя он добавил: — Я даже избегаю его. Знаешь, я похож на муравья, который бегает по поверхности огромного предмета и стремится понять, как он выглядит в целом. Я могу охватить своим сознанием только какую-то маленькую долю проблемы. А Гообар? Что ж, может, он и сумел бы охватить ее целиком, но прежде он должен подступиться к ней с той же стороны, с какой приступил и я, и пройти путь, который я уже прошел. Стало быть, он не помог бы мне, а просто решил проблему за меня. Но если мы станем отдавать Гообару каждую проблему только потому, что он разрешит ее быстрее, мы недалеко уйдем! Впрочем, он и так завален работой.

— Если я верно тебя понял, он вошел в то же самое математическое болото, но с другой стороны?

— Да. — Руделик вздохнул. — Когда я с ним впервые встретился, то через пять минут понял, что он не партнер, что в обмене суждениями он для меня — не другая чаша весов, уравновешивающая мою; его мысль накрывает меня, как стеклянный колокол — муху, вмещает в себя все мои аргументы, утверждения, гипотезы, и попытка выбраться из сферы его ума так же напрасна, как желание пешехода уйти за горизонт.

— И это говоришь ты, математик такого уровня? — удивленно спросил я.