Том 11. Магелланово Облако

Это был молодой человек лет двадцати. На его густой светлой шевелюре запеклась кровь. Беззащитное нагое тело поразительно контрастировало с прикрывавшей его прежде черной оболочкой; она теперь валялась на полу, как содранная шкура животного. Чуть заметно выделялись лиловые пятна на животе, бедрах и груди — там, где в момент внезапного торможения в тело впились компрессионные трубки. Раскинутые руки свисали со стола, бескровное лицо имело синеватый оттенок, во впадинах над ключицами, словно вырезанных в алебастре, почти неуловимо дрожал пульс.

Шрей с величайшей осторожностью приложил к груди, над сердцем, рыльце электрофонендоскопа, потом притянул сверху передвижные экраны и погасил все лампы. В упавшей тьме экраны вспыхнули фосфорическим светом. Мы наклонились над телом. Все суставы, кости, сочленения были целы. Шрей включил свет и оттолкнул экраны; они беззвучно ушли к потолку.

Раскрытый, как две половины ореха, шлем электроэнцефалоскопа придвинулся к столу и свободно охватил голову юноши. Зажужжали усилители: Шрей исследовал мозг. Вдруг он выпрямился.

— Поддержите сердце!

Я дал знак. С обеих сторон выдвинулись серебристые держалки с готовыми к инъекции шприцами. Иглы углубились в белую кожу предплечий. Жидкость стала быстро уходить из стеклянных цилиндров.

— Кровь? — спросила Анна.

— Нет.

Переливать кровь было нельзя. Когда летевшее головой вперед тело пилота внезапно затормозилось вместе с ракетой, его внутренности и кровь продолжали по инерции двигаться вперед. Защитные приспособления скафандра могли лишь частично смягчить удар — они увеличили давление на грудь и как бы наложили бандаж вокруг шеи, но не смогли воспрепятствовать страшнейшему усилению внутричерепного давления. Следовало ожидать многочисленных разрывов сосудов и кровоизлияния в мозг; видимо, была сильно повреждена его кора. Время от времени по бессильно лежавшему телу проходила легкая судорога. Мне подумалось, что начинается агония; случай казался безнадежным.

Шрей низко наклонился над экраном энцефалоскопа, вглядываясь в дрожащие кривые электротока. Он один видел, что происходит в травмированном мозгу. Мы с Анной могли лишь ждать. Глядя на Шрея, я напрасно пытался что-нибудь прочитать на его лице, и в эту, полную глубокого молчания минуту я с удивлением увидел, что оно прекрасно.

У Шрея была большая голова с высоким лбом, но это его не портило — так благодаря своему строению не кажутся несоразмерными огромные готические соборы. Верхние и нижние веки его глаз сейчас почти сошлись, оставив лишь четкую темную щель; на склоненном лице не было никакого выражения, словно настоящее лицо Шрея было от нас скрыто, а перед нами была всего лишь застывшая маска.

Вдруг профессор выпрямился.

— Хуже всего в затылочной части, — сказал он.

Мы молчали. Я ждал решения Шрея.

— Если выживет, — проговорил он, — то либо совершенно потеряет память, либо будет эпилептиком… Все готово?

— Да, — в один голос ответили мы с Анной.

— Приступим.

Когда плита с телом передвинулась к операционному столу, Шрей, не глядя ни на кого, добавил, словно обращаясь к самому себе:

— Либо и то, и другое…

Стеклянный колпак, прикрывающий стол, раскрылся, и тело, перенесенное чуткими руками автоматов, легко опустилось на белоснежную гибкую пластину. Кровоизлияния, видимо, поразили внутренние органы — кожа пострадавшего ненамного отличалась по цвету от фарфоровой окантовки стола. Стеклянные лепестки колпака герметически закрылись, и сейчас же вздрогнули стрелки индикаторов анестезирующей аппаратуры. Тихо зашипел в трубках сжатый кислород.

Мягкие захваты придерживали суставы рук и ног человека, лежавшего под стеклянным колпаком. Стол опустился и передвинулся так, чтобы подставка с хирургическими инструментами оказалась над головой пилота. Вновь показались держатели со шприцами, а из боковой ниши выдвинулся кровопровод, похожий на змеиную голову с острым язычком, готовым в любое мгновение вонзиться в артерию оперируемого.

Шрей вошел за голубую панель, где помещалась аппаратура управления операционным столом. Он сел перед экраном, на котором была голова пилота, засунул руки по локоть в красные резиновые нарукавники. В глубине их были металлические рычаги, при нажатии на которые с подставки, висевшей над головой больного, как лапа со сжатыми когтями, выдвигались по очереди необходимые инструменты. Не ожидая, пока Шрей позовет меня, я подошел к его столу с левой стороны, чтобы контролировать работу сердца и дыхание оперируемого. Анна наблюдала за снабжением организма кровью.