Том 11. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1894-1909

На следующий день ужасный недуг поразил его самого. Весть эта, передаваясь из уст в уста, повергла в ужас все королевство. Повсюду только и говорили, что о страшном несчастье, и все пребывали в унынии, ибо мало кто надеялся на благополучный исход. Сам император впал в меланхолию и сказал со вздохом:

– На все воля божия! Позовите сюда убийц, и будь что будет.

Те явились, долго щупали у него пульс, смотрели язык, влили ему внутрь весь аптекарский магазин, который притащили с собой, затем сели и принялись терпеливо ждать, потому что получали они не за визит, а были на жалованье.

II

Томми был смышленый шестнадцатилетний парнишка, отнюдь не принадлежавшим к высшему обществу. Его звание было слишком скромным, а занятие слишком низменным. В самом деле, вряд ли существовало ремесло более презренное, ибо занимался он тем, что помогал своему отцу чистить по ночам отхожие места и вывозить бочку с нечистотами. Лучшим другом Томми был трубочист Джимми, худенький мальчуган лет четырнадцати, честный, трудолюбивый и добрый, содержавший больную мать на средства, которые он добывал своим опасным и неприятным ремеслом.

Примерно через месяц после того, как заболел император, мальчики встретились однажды вечером, часов около девяти. Томми шел на ночную работу и был, разумеется, не в праздничном платье, а в своей отвратительной рабочей одежде и распространял вокруг себя не очень приятный запах. Джимми возвращался домой после дневных трудов и был чернее чугуна. На плече он нес метелки, к поясу прицепил мешок с сажей, и на всем его черномазом лице нельзя было различить ни одной черты, кроме весело блестевших глаз.

Они присели поболтать на край тротуара и, конечно, говорили только об одном: о всенародном бедствии — о болезни императора. Джимми лелеял в душе великолепный замысел, и мальчика так и распирало от желания поделиться км с кем–нибудь. Он сказал:

– Томми, я могу вылечить его величество. Я знаю, как это сделать.

– Томми был поражен.

– Кто? Ты?

– Да, я.

– Куда тебе, дурачок! Тут лучшие лекари и те сделать ничего не могут.

– Чихать мне на них! А я могу. Я бы его за пятнадцать минут вылечил.

– Да ну тебя! Что ты мелешь?

– Истинную правду, вот что.

– Джимми говорил так серьезно, что Томми смутился.

– Ты как будто не шутишь, Джимми? — сказал он. — Не шутишь, а?

– Даю слово, что нет.

– Ну и как же ты собираешься его вылечить?

– Ему надо съесть кусок спелого арбуза.

Этот неожиданный ответ показался Томми до того нелепым, что он не удержался и залился громким смехом. Но, заметив, что Джимми обиделся, он сразу притих. Не обращая внимания на сажу, он ласково потрепал друга по колену и сказал:

– Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть, Джимми. Больше не буду. Уж больно, понимаешь, смешно! Ведь возле каждого лагеря, где начинается дизентерия, лекари сразу же вывешивают объявление, что всякий, кого поймают с арбузом, будет бит плетьми до потери сознания.

– Я знаю. Идиоты они! — сказал Джимми, и в его голосе послышались слезы и гнев. — Арбузов такая пропасть, что все солдаты могли бы остаться в живых.

– Но как ты до этого додумался, Джимми?

– Ни до чего я не додумывался. Просто знал, и все. Помнишь старика зулуса? Так вот, он уже давно лечит этим средством и вылечил много наших знакомых; мать видела, как он это делает, и я тоже видел. Один–два ломтика арбуза — и болезнь как рукой снимает, все равно — запущена она или нет.

– Чудно что–то! Но, Джимми, раз так, то об этом надо сказать императору.

– Конечно. Мать уже кое–кому рассказала, думала, что они передадут ему, но это все бедняки, люди темные, — они понятия не имеют, как взяться за дело.

– Где уж им, болванам! — презрительно заметил Томми. — А я вот передам!

– Ты? Ах ты, бочка вонючая! — И тут уже Джимми расхохотался.

Но Томми решительно оборвал его:

– Смейся сколько хочешь, но я это сделаю!

Он говорил так убежденно и твердо, что Джимми перестал смеяться и спросил:

– Ты знаком с императором?

– Я? Что ты болтаешь? Конечно, нет.

– Как же ты до него доберешься?

– Очень просто. Угадай! Ты бы как поступил?

– Послал бы ому письмо. Я об этом еще не думал, но могу поспорить, у тебя на уме то же самое.

– Спорим, что нет! А скажи, как ты его пошлешь?

– По почте, конечно.

Томми осыпал его насмешками и сказал:

– По–твоему, мало у нас в королевстве чудаков, которые пишут ему письма? Скажешь, ты этого не знал?

– Н–нет... — смутился Джимми.

– А мог бы знать, если бы не был так молод и неопытен. Гляди–ка, ведь стоит заболеть самому обыкновенному генералу, или поэту, или актеру, или кому–нибудь там еще, кто хоть немного знаменит, как все эти полоумные заваливают почту рецептами «самых лучших» шарлатанских лекарств. А представляешь, что творится сейчас, когда болен сам император?

– Да... наверное, прямо дым коромыслом... — пробормотал Джимми.

– Вот то–то и оно! Сам посуди: каждую ночь мы выволакиваем из дворцовой помойки по шесть возов этих самых писем. Восемьдесят тысяч писем за ночь! Думаешь, их кто–нибудь читает? Как бы не так! Хоть бы одно! Вот что случится с твоим письмом, если ты его напишешь. Ну, я думаю, ты теперь не будешь писать?