Прямо передо мной находилась довольно обшарпанная дверь с выцветшей звездой. Я постучал, и женский голос ответил:
— Войдите.
Я повернул ручку двери и шагнул в маленькую комнату. Зеркало, туалетный столик, шкаф, два стула, в углу — ширма, на полу — вытершийся ковер.
Перед зеркалом, колдуя над своим лицом, сидела Долорес. На ней был халат из красного шелка, чуть распахнувшийся, и я имел возможность созерцать ее холеные ноги в нейлоновых чулках.
На столе стояла наполовину пустая бутылка джина, а рядом — стакан, наполненный либо джином с водой, либо чистым джином.
Она не обернулась, но посмотрела на мое отражение в зеркале.
— Я так и подумала, что это вы, — сказала она. — Хотите джина? Где-то здесь должен быть стакан.
Я сел.
— Нет, спасибо. Я сегодня пью виски. В общем-то, я хотел угостить вас.
Она наклонилась вперед — получше рассмотреть себя в зеркале. Потом взяла кроличью лапку и смахнула пудру с темных бровей.
— Почему?
Мне показалось, что она немного пьяна.
— Понравилось, как вы пели, и я решил, что бутылки шампанского это стоит, — сказал я, наблюдая за ней. — Ну, и хотел поговорить с вами.
Она отпила из стакана. По тому, как она поморщилась и даже содрогнулась, я понял: в стакане чистый джин.
— А кто вы такой?
Глаза ее чуть подернулись дымкой и слегка осоловели. Она была почти пьяна, но все-таки еще соображала, что говорит или делает.
— Меня зовут Честер Скотт. Живу и работаю в этом городе.
— Скотт? — Она слегка нахмурила брови. — Честер Скотт? Где-то я это имя слышала.
— В самом деле?
Она сощурилась, наморщила лоб, потом пожала плечами.
— Где-то слышала… Значит, вам понравилось, как я пела? — Она протянула руку. — Дайте сигарету.
Я протянул ей сигарету, достал зажигалку, дал прикурить ей, потом прикурил сам.
— Пели вы хорошо, только оформление никуда не годится.
— Знаю. — Она выпустила дым к потолку, потом отхлебнула еще джина. — Вы слышали, какие были аплодисменты? Можно подумать, у них волдыри на руках.
— Эта публика совсем не для вас.
Она поморщилась.
— Если артист чего-нибудь стоит, он справится с любой публикой, — отрезала она и снова повернулась к зеркалу, чтобы заняться своим лицом. — А что вы делали на пляже утром? Только не говорите, что купались, все равно не поверю.
— Просто осматривал место. А с чего вы вдруг собрались замуж за полицейского?
Она медленно повернула голову. Ее блестящие глаза совсем подернулись дымкой.
— А вам-то что, за кого я собиралась замуж?
— Да ничего. Просто показалось странным, что такая женщина, как вы, польстилась на полицейского.
Губы ее скривились в улыбку.
— А он был не простой полицейский.
— Не простой? — Я наклонился вперед, чтобы стряхнуть пепел в стоявшую на туалетном столике пепельницу. — В каком смысле не простой?
Прикрыв рот рукой, она легонько икнула.
— У него были деньги. — Она поднялась и неверной походкой прошла за ширму. — А у вас есть деньги, мистер Скотт?
Я чуть развернул кресло, чтобы лучше видеть ширму. За ней Долорес — над ширмой маячила ее голова — сняла халат и бросила его прямо на пол.
— Кое-какие есть, — ответил я. — Не очень большие.
— Единственная вещь, которая что-то значит в жизни, от которой зависит все, — это деньги. И если кто-то говорит, что это не так, не верьте. Они, говорят, что самое главное в жизни — это здоровье и религия. Какая чепуха! Деньги — вот что самое главное! — разглагольствовала она из-за ширмы. — И если у вас их нет, можете смело идти в магазин, покупать бритву и резать себе горло. Без денег вы полное дерьмо. Вы не можете найти приличную работу. Не можете ходить туда, куда стоит ходить. Жить там, где стоит жить. Общаться с людьми, с которыми стоит общаться. Без денег вы человек из толпы, а быть человеком из толпы — это низшая форма существования, так я считаю.
Она появилась из-за ширмы. Красное шелковое платье выгодно подчеркивало ее формы. Нетвердой походкой она подошла к туалетному столику и занялась своими темными волосами.