Том 12. Дополнительный

...Научные, технологические разработки в их вещах всегда велись с привлечением специалистов. Еще и поэтому, наверное, был очень широкий круг знакомых. А среди знакомых всегда были только люди порядочные и честные, или, как было принято говорить в этой семье — «лучшие мастера по холодильным установкам». Дело в том, что в молодости другом семьи был самородок, изобретатель, а по образованию, профессии, он был инженер по холодильным установкам. И вот термин «лучший мастер по холодильным установкам» относился ко всем — он относился к Нудельману — как к лучшему специалисту по холодильным установкам в области фантастиковедения, он относился к Гумилеву, он относился к астрономам, писателям, художникам, к космонавтам — Гречко у Аркадия Натановича был лучшим специалистом по холодильным установкам в космонавтике. Вот эта предельная скрупулезная точность в современном научно-техническом обосновании фантастических реалий Стругацких. Вспомните: метеоритная атака в атмосфере. Для любого астронома, для любого планетолога — это уже прокол. Но! В третьей части, когда Максим летит на этом жутком бомбовозе, он опять атакуем автоматическими ракетами и он вспоминает: «Вот она, метеоритная атака!» Здесь точно соблюден еще один литературный закон Стругацких: на каждой конкретной странице читатель знает ровно столько, сколько автор. Ни в коем случае нельзя ставить читателя в положение дурака. Это колоссально трудно, потому что вы разработали уже всю вещь, вы знаете, чем она заканчивается, вы знаете, что за что цепляется... Написать так, чтобы на двадцатой странице у тебя не торчали уши того, что будет на двадцать шестой, не в смысле сигнала, не в смысле «гвоздика», а в смысле того, что ты объясняешь ситуацию на двадцатой странице тем, что будет только на двадцать пятой. Читатель ощущает себя дураком. Этого делать нельзя. И это отнюдь не прием детектива, как очень многие пытаются оправдать свою небрежность: мы вот тут покажем, а вот там это объясним. Это — литературная небрежность.

— Стругацкий-японист... Сразу вспоминаются имена: Уэда Акинари, Акутагава Рюноскэ, Кобо Абэ, Ихара Сайкаку, Санъютей Энте и, конечно же, «Сказание о Ёсицунэ»...

Мое лично, например, знакомство с «Ёсицунэ-моногатари» совпало с моей второй женитьбой. Полная, десятилистовая рукопись «Сказки о Тройке» была мне подарена со следующей надписью: «Дорогим имярек. Сейчас я даю главный бой великой рукописи «Ёсицунэ-моногатари», ну и дальше «... мысли о вас...» Все. Вот это было по-настоящему мое первое знакомство с Ёсицунэ. Второе знакомство с Ёсицунэ было как раз в связи с предисловием.

Мало кому известно, что Аркадий Натанович написал большое предисловие к «Ёсицунэ-моногатари», даже не предисловие в обычном, традиционном смысле, а, как он сам назвал его, «Инструкцию к чтению романа «Ёсицунэ-моногатари», или, как он вышел у нас, «Сказание о Ёсицунэ». Дело в том, что представляя Ёсицунэ, Аркадий Натанович всегда говорил: «Ёсицунэ — это японский Суворов». Этим он подчеркивал, в частности, абсолютную хрестоматийную известность человека, которого в Японии знает каждый школьник. И этим как раз и объясняется структура самого японского романа. Ведь там о Ёсицунэ, о всех этих трех походах Ёсицунэ, ничего не говорится. Сам по себе роман «Ёсицунэ-моногатари» — это последние дни Ёсицунэ уже в опале. Поэтому, если нам дадут книжку, в которой описан Александр Васильевич в последние годы его ссылки, нам совершенно непонятно будет, и за что его не любил Аракчеев, и за что его ненавидел Павел, и почему весь мир знает, кто такой Суворов.

Надо сказать, я, может быть, человек предвзятый, но с моей точки зрения, история не очень красивая, обидная, когда издательство отказалось публиковать предисловие, вот эту «инструкцию к чтению».

— Я думаю, что просто издательство давало заработать своим — вот есть у нас специалист, который пишет предисловия к восточной литературе — вот он и напишет...

Нет, давайте говорить так: на момент выхода «Ёсицунэ-моногатари» — на русском языке «Сказания о Ёсицунэ», лучшего автора предисловия к японской литературе, кроме Аркадия Натановича Стругацкого, не существовало.

— А это неважно, он не «свой»...

Ну, японцы так не считают, читатели так не считают... Ведь много того, что нам известно, начиная с Акутагавы — это Стругацкий. Ему же принадлежат лучшие и единственные переводы вещей — я говорю сейчас о вещах давно известных — о произведениях Акутагавы, которые кроме него никем не переводились, потому что они совершенные — это «Бататовая каша», это «Нос» и это «Страна водяных». Плюс предисловие к «Ёсицунэ».