— При чем тут муж? Он в Америке. Если вы помолчите, я вам объясню, зачем пришла.
Комиссар несколько смягчился. Слово «Америка» ему понравилось. Как все французские чиновники, он считал, что американцы богаты, и кое-что из их денег перепадает достойным людям. Приветливым он быть не мог, но что умел, то сделал.
— Слушаю, мадам, — сказал он не точно так, как сказал бы это голубь, но с некоторым сходством.
Миссис Пеглер заколебалась.
— Строго между нами…
— Естественно, мадам!
— Это дальше не пойдет?
— Ну, что вы, мадам!
— Наверное, вы слышали о мистере Карпентере. У него большая яхта.
— Конечно, мадам! Богатый американец.
— Именно. Так вот, я хочу, чтобы он женился на моей племяннице.
— Да, мадам?
— Да. Все шло хорошо, и вдруг…
— Они поссорились, мадам?
— Нет. У Мэвис на это ума не хватит. Появилась некая особа…
Комиссар сокрушенно поцокал, явственно удивляясь царящему в мире злу.
— Кто именно, мадам?
— Живет в отеле «Сплендид» под фамилией Трент. Комиссар уважал людей, живущих в таких отелях.
— Вы хотите, чтобы я приказал обыскать ее номер?
— Нет, не хочу. Идите туда сами.
Месье Бюиссонад побагровел. Он сознавал свой ранг и собирался объяснить, что комиссар — это вам не топтун какой-нибудь, но миссис Пеглер успела заметить:
— Дам пять тысяч долларов.
Он судорожно глотнул, вращая глазами, шевеля усами. Его, несомненно, оскорбили, но реагировал на обиды он точно так же, как Пу-Ба,[114]
то есть, не отвечая, быстро подсчитывал, сколько же это будет франков.— Ну, как? — напомнила миссис Пеглер. Он очнулся. Франков оказалось немало.
— Рад служить, мадам, — лаконично ответил он. Миссис Пеглер снова заколебалась.
— А ордер нужен?
— Нет, мадам.
— Нельзя же зайти просто так. Комиссар слегка улыбнулся.
— Конечно. Тут требуется тонкость. Мы подождем, пока эта особа уйдет, а уж тогда… Пара пустяков!
— Пустяков? Не думаю. Комиссар снова улыбнулся.
— Вы забываете, мадам, что эта особа ничего не знает. Ей неизвестно, что… — он чуть не сказал «…что сам Бюиссонад идет по следу», но сдержался и закончил: — что она под подозрением. Вы с ней близко знакомы?
— Нет.
— Но пригласить на ужин можете?
— А, ясно! Я ее приглашаю, а вы…
— Вот именно. Она живет одна?
— Там есть какая-то Кейт. Видимо, тоже авантюристка.
— Пригласите их обеих в какой-нибудь дальний ресторан.
Порекомендую «Grenouilliere» в Омале. Модное местечко, тридцать километров от города.
— Вот это разговор, — одобрила его миссис Пеглер. — Это я понимаю.
Поначалу он казался ей то ли чучелом, то ли надломленной тростью,[115]
но теперь она узнала в нем мудрого мужа, которому можно поручить важнейшие дела.Она встала, двинулась к двери, а Флош и Пюнэ от двери отпрыгнули и направились кто — к столу, кто — на воздух, на солнышко.
«Подумать только! — говорил себе маркиз. — В самых зачерствелых душах таится неожиданное добро». Только что он беседовал с бывшей маркизой и снова обрел веру в людей. Если бы за минуту до этого ему сказали, что его пригласит в дорогой ресторан та, от кого он ждал в лучшем случае яда, он бы не поверил; но чудо свершилось, и он спешил рассказать о нем сыну.
Услышав перестук клавиш, маркиз поджал губы и нахмурился.
— Я тебе помешал? — холодно спросил он, входя в комнату.
— Да, — отвечал Джеф. — В чем дело?
— Случилась странная вещь. Твоя бывшая мачеха пригласила в «Grenouilliere» нас с тобой и мисс Трент с сестрой. Удивительно! Я думаю, она стала мягче. Что-то тронуло ее душу.
— Наверное, услышала песню, которую любила в детстве.
— А что, может быть. Ты бы видел, как она улыбалась! Говорит, только я умею заказывать обед. С медового месяца i такой не помню. Поразительно!
— Да уж…
— О расходах не беспокойся, платит она. Значит, так… Икра, bisque d'ecrevisses, форель a l'Archduc, куропатка perigourdain,[116]
спаржа… В общем, ясно. Я еще не все продумал, но поверь, это будет пир богов. Ты, конечно, едешь?— Прости, не могу. У меня тут одна встреча.
— Отложи.
— Не решусь, он очень хочет меня видеть. Такой Честер Тодд, племянник нашей мегеры. Утром приехал из Сэн-Рока.
— А, да! Брат этой странной барышни с большими глазами. Наверное, и его пригласили.
— Нет. Мегера не знает, что он здесь, и он просил не говорить. Хочет отсрочки.
— Что ж, понять его можно. Жаль, жаль! Ну, что поделаешь…
— Вот именно. А теперь — прости, я работаю.
— Сколько можно! — возмутился маркиз, считавший труд формой невроза. — Черт знает что! В такой день лучше гулять с мисс Трент.
— Несомненно.
— Играть с ней в теннис.
— О, да!
— Купаться. Кататься на лодке.
— Да, да, да.
— Чего ж ты сидишь? Джеф вздохнул.
— Интересно, мучался так Эрл Стэнли Гарднер?[117]
— сказал он. — Наверное, нет. Тогда он не писал бы по шестнадцать книг в год. Что ты ко мне пристал? Доведешь еще до инсульта, да что там, до отцеубийства, а это большой грех. Я изо всех сил стараюсь не думать о мисс Трент, избегаю ее, а ты — гулять, играть!Маркиз очень удивился.
— Она же тебе нравится!
— Это мягко сказано.
— Ты что, влюбился?
— Да.
— Ничего не понимаю! Джеф снова вздохнул.
— Что ж тут непонятного? Все очень просто. Я ничего не могу предложить.
— А имя Мофриньезов?