— Есть какая-то странность в этом Ла-Манше, — раздумчиво заметил Элджи, выпуская освежающее облако дыма, — Знавал я ребят, которые по всему миру путешествовали легко и приятно. Огибали мыс Горн на парусном корабле, и всякое такое. Но Ла-Манш — нет! Тут они ломались! Уж не знаю, почему. Странно, но так уж оно есть!
— Я и сам из таких! — подхватил Ронни. — Чертово плавание из Кале каждый раз выворачивает меня наизнанку. Сражает наповал. Сажусь я на пароход, по уши набитый таблетками против морской болезни, думаю, ну, на этот раз одурачу их, и ровно через десять минут отключаюсь напрочь, а потом слышу: «Так-так! А вот и Дувр!»
— И со мной та же история! — согласился Фредди, ликуя, как гладко и легко катится беседа. — То ли от душного запаха машин…
— Ну нет, машины тут ни при чем, — вмешался Ронни. — Такого, по логике вещей, просто не может быть. Лично мне запах машин нравится. Вот хоть здесь, на вокзале, — все прямо пропитано машинным маслом, а я упиваюсь и наслаждаюсь. — Он шумно, с удовольствием вдохнул. — Нет, тут что-то другое…
— Ронни прав, — задушевно согласился Элджи. — Это не масло. Все оттого, что пароход подбрасывает вверх, а потом он ухает вниз. И так без конца — вверх-вниз! Вверх-вниз… — Он перебросил сигару в левую руку, чтобы правой поярче проиллюстрировать, как вздымается и падает пароход на Ла-Манше, вздымается и…
Леди Андерхилл, открывшая было глаза, увидела представление и быстро захлопнула их снова.
— Замолчите! — резко прикрикнула она.
— Да я только объясняю…
— Замолчите!
— О, как угодно!
Леди Андерхилл боролась с собой. Женщиной она была железной и привыкла побеждать слабую плоть. Очень скоро глаза у нее открылись снова. Она принудила себя, вопреки свидетельству чувств, признать, что стоит она на платформе, а не на палубе.
Повисло молчание. Обескураженный Элджи был временно выведен из строя, и у его друзей пока что ничего не подыскал ось.
— Мама, — заметил Дэрек, — у тебя было утомительное путешествие. Поезд так запоздал…
— А вот, кстати, насчет тошноты в поезде, — заметил Элджи, снова выныривая на поверхность. — От нее страдает множество людей. Лично я этого никогда не мог понять.
— Меня тоже в поезде не тошнит, — поддержал беседу Ронни.
— А у меня бывало, — вступил Фредди. — Я препаршиво себя в поезде чувствую. Пятна какие-то плавают, тяжесть в теле, вокруг все чернеет…
— Мистер Рук!
— Э?
— Буду вам премного обязана, если вы сохраните эти откровения для своего врача.
— Фредди, — поспешно вмешался Дэрек, — мама устала. Может, пойдешь, поймаешь такси?
— Ну, конечно, мой дорогой! Поймаю в один момент! Пойдем, Элджи! Шевели ногами, Ронни!
И в сопровождении своего воинства Фредди отбыл, весьма собой довольный. Он чувствовал, что помог Дэреку сломать лед, в полной безопасности проведя друга через первые неловкие минуты. Теперь можно удалиться и слегка подзакусить.
Глаза у леди Андерхилл сверкали. Были они маленькие, пронзительные и черные, в отличие от глаз Дэрека, больших и карих. Однако другие черты лица наглядно свидетельствовали, что они — мать и сын. Длинная верхняя губа, тонкий твердый рот, выступающий вперед подбородок и — фамильная черта — крупный, углом, нос. Большинство Андерхиллов вступали в мир с таким носом, словно намеревались вклиниться в жизнь и ледоколом пройти по ней.
— Еще немного, — напряженно проговорила леди, — и я бы избила этих несносных субъектов зонтиком! Одного я никогда не могла понять, Дэрек, почему ты выбрал этого слабоумного Рука в ближайшие друзья?
— Скорее,
—
— И очень добрый. Смотри, как мило, что он пустил меня к себе в Олбэни,[4]
пока наш дом сдавался. Между прочим, он купил билеты на премьеру новой пьесы. Он предложил, чтобы все мы пообедали у него, а потом отправились в театр, — Дэрек на минутку запнулся. — Джилл тоже приглашена, — выпалил он, и ему полегчало, наконец-то имя произнесено. — Ей не терпится встретиться с тобой.— Так почему же она не встретилась?
— Ты имеешь в виду здесь, на вокзале? Ну, я… я хотел, чтобы первый раз ты увидела ее в более приятной обстановке.
— А! — коротко бросила леди Андерхилл.
Как это ни печально, оказывается, в этом мире мы столь же сильно страдаем от излишнего благоразумия и осмотрительности, как и от слишком поспешных и импульсивных порывов души. Если бы осмотрительный жених позволил невесте приехать на вокзал и встретить его мать, то, безусловно, не случилось бы многих неприятностей. Возможно, леди Андерхилл была бы неприветлива на первых порах знакомства, зато в ней не проснулись бы настороженность и подозрительность, или, точнее, смутные опасения, бродившие в ее душе, не окрепли бы, превратившись в твердую уверенность, что ждать надо самого худшего. Своей осторожной дипломатией Дэрек достиг одного: мать убедилась, что, на его взгляд, эту невесту без предварительной подготовки нельзя показывать.
Остановившись, леди Андерхилл обернулась к сыну.
— Кто она?