Она бесцельно брела по авеню, вскоре очутилась на Колумбус-серкл, перешла Бродвей там, где его наводняют автосалоны, и оказалась напротив ресторана с фасадом зеркального стекла. Тут она неожиданно почувствовала, что ей ужасно хочется есть. По другую сторону стекла за столиками с мраморными столешницами сидели обедающие, явно безразличные к тому, что личная их жизнь выставлена на всеобщее обозрение, каждый глоток — зрелище для прохожих. Все равно, решила Джилл, что наблюдать за рыбками в аквариуме. В центре витрины, рассеянно поглядывая на горки яблок и грейпфрутов, человек в белом халате бойко жонглировал у плиты гречишными оладьями. Вот он, последний штрих — священнослужитель, чей ритуал не таит никаких секретов. Зеваки, у которых доставало времени постоять и поглазеть, могли пронаблюдать за полуденной едой в Нью-Йорке на всех ее стадиях, от зародыша в виде тягучей желтовато-белой жидкости, выливаемой на сковороду, до конечного блаженства исчезновения готовых оладий в желудке обедающих. Такого зрелища не вынести ни одной голодной девушке.
Джилл вошла в ресторан, а когда она проходила между столиками, ее окликнули:
— Мисс Маринер!
Джилл подскочила. На минутку ей показалось, что это, конечно, слуховая галлюцинация. Невероятно, чтобы в ресторанчике Нью-Йорка кто-то мог ее окликнуть. Никого, кроме дяди Криса, где бы он сейчас ни находился, она здесь не знала. Но ее окликнули снова — голос доблестно состязался с перестуком посуды, таким громким, что он казался даже осязаемым.
— Поверить не могу, что это вы!
Из-за ближайшего столика поднялась девушка в синем, изумленно глядя на нее. Джилл тут же ее узнала. Эти огромные жалобные глаза, точно у потерявшегося ребенка, забыть было невозможно. Конечно же, девушка с попугаем. Та, которую они с Фредди обнаружили на Овингтон-сквер в тот день, когда фундамент мира пошатнулся и обрушился.
— Господи! — воскликнула Джилл. — Я думала, вы в Лондоне.
Вся пустота и паника после беседы с гватемальским генералом исчезли как по волшебству. С легким сердцем Джилл присела за столик неожиданной подруги.
— А как вы оказались в Нью-Йорке? — спросила та. — Я и не думала, что вы сюда собираетесь.
— Все получилось немножко неожиданно, — ответила Джилл. — Но вот я здесь. И умираю с голоду. Что это вы все едите?
— Гречишные оладьи.
— А, да. Помню, дядя Крис рассказывал на пароходе. Я тоже возьму.
— Когда же вы приехали?
— На берег высадилась десять дней назад. Но потом я жила в местечке под названием Брукпорт на Лонг-Айленде. Как забавно, вот так наткнуться на вас!
— Я удивилась, что вы меня помните.
— Имя забыла, — откровенно призналась Джилл, — но это неважно. Имена я вечно забываю.
— Нелли Брайант.
— Ну конечно! И вы играете в театре, да?
— Только что получила работу у «Гобла и Коэна»… Привет, Фил!
У столика, по пути к кассе, остановился молодой человек с гибкой фигурой и гладкими, зализанными волосами.
— Привет, Нелли.
— Я не знала, что ты тут обедаешь.
— Не часто. Репетировал с Джо в «Крыше века», и выдалось четверть часика перекусить. Можно присесть?
— Конечно. Это моя приятельница, мисс Маринер. Молодой человек обменялся рукопожатием с Джилл, стрельнув на нее одобрительным взглядом темных беспокойных глаз.
— Рад познакомиться!
— Это Фил Браун, — назвала его Нелли. — Он играет с самим Джо Виджоном. Лучший номер в гастрольных труппах.
— Ах, брось! — скромно перебил мистер Браун. — Всегда ты делаешь мне рекламу.
— Но ты и сам знаешь! Сколько раз давали занавес в «Паласе»!
— И то верно, — признался молодой человек. — Зажигаем, наверное, публичку, а? Спроси — не отвечу. Целых восемнадцать раз выходили!
Джилл зачарованно слушала.
— Не понимаю ни словечка! — заметила она. — Будто на иностранном языке.
— Вы ведь с той стороны океана? — уточнил мистер Браун.
— И приехала всего неделю назад, — объяснила Нелли.
— Так и догадался по акценту. Значит, разговор наш выше вашего разумения? Ничего, выучитесь скоро. Покрутитесь тут с месячишко, и готово.
— Я уже немного выучилась, — похвасталась Джилл. От облегчения, что она встретилась с Нелли, настроение у нее было самое приподнятое. И ей нравился этот молодой человек с гладкими волосами. — Сегодня утром один пассажир в поезде спросил у меня: «Сестра, газету желаешь?» А я не растерялась, ответила: «Спасибо, брат. Мне хочется в окно посмотреть и подумать».
— В поездах нахалов хватает, — строго сообщил мистер Браун. — Таких надо отшивать с ходу. Скажем так, обдавать морозцем. — Он повернулся к Нелли. — Ну как, наведалась к Айку?
— Да.
— И как, обломилось что?
— Представь, да! В жизни счастливее не была. Я почти час дожидалась на площадке, потом вышел Джонни Миллер, и я ему прямо в ухо провопила, что ищу работу, он ответил — хорошо, все будет нормально. Он всегда добрый к девушкам, которые с ним работали. Если бы не он, я б и до сих пор там сидела.
— А кто такой Айк? — полюбопытствовала Джилл, изо всех сил стремясь не оказаться за бортом беседы.
— Это мистер Гобл. Там, где я только что получила работу. Агентство «Гобл и Коэн».
— Никогда про таких не слыхала! Молодой человек протянул руку.