Том 12. Лорд Дройтвич и другие

Джилл улыбнулась. В эти дни долгих напряженных репетиций Уолли действовал на нее как тоник. Его совершенно не затронуло общее уныние. Сам он объяснял это тем счастливым обстоятельством, что может посиживать и наблюдать, как пыхтят другие, хотя на самом деле, знала Джилл, работает он не меньше остальных. Работает круглосуточно, меняя эпизоды, добавляя реплики, оттачивая рифмы и при этом забалтывая главных героев, чьи нервы пошатнулись от бесконечных репетиций, а также удерживая в границах рвение Гобла. Жизнерадостность его подпитывалась силой духа, и Джилл ценила это. С начала штурма по переделке «Розы» она очень сблизилась с Уолли.

— Что-то публика вялая сегодня, — заметила Джилл. — Мне даже кажется, что половина зала спит.

— В Рочестере они всегда так. Привыкли маскировать подлинные чувства. Скрывают их под личиной. Но по остекленелым глазам можно понять, что на самом деле внутри у них все так и клокочет. Но подошел я, собственно, чтобы, во-первых, отдать вам это письмо…

Взяв конверт, Джилл взглянула на почерк (от дяди Криса) и положила его поверх пожарного ведерка — почитает позже.

— Его мне отдал человек в кассе, — заметил Уолли, — когда я заглянул выяснить, каков сегодня сбор. Сумма оказалась так мала, что он едва шептал.

— Боюсь, спектакль провалится.

— Ерунда! Мы прекрасно продвигаемся. Что подводит меня ко второму пункту моей речи. Я встретил в фойе беднягу Пилкингтона, и он сказал в точности то же самое, что и вы. Только пространнее.

— Значит, мистер Пилкингтон здесь?

— По-видимому, примчался дневным поездом, чтобы взглянуть на шоу. И со следующим же поездом уезжает обратно в Нью-Йорк. Вот интересно! Всякий раз, как я встречаю его, он вечно стрелой мчится на первый поезд в Нью-Йорк. Бедняга! Вы когда-нибудь совершали убийство? Если нет, не стоит и пробовать. Мне это не понравилось. Поговорив две минуты с Пилкинггоном, я проникся сочувствием к Макбету, ему тоже пришлось разговаривать с Банко. Пилкингтон чуть ли не рыдал и так жалобно описал мне, как музыкальную фантазию увлекают в темный переулок, а там зверски убивают, что меня чуть слеза не прошибла. Я почувствовал себя истинным злодеем.

— Бедненький! Мне тоже его жаль.

— И опять вы сказали то же, что и он, только более конкретно. Я утешал его как мог. Уговаривал, что все к лучшему, а он сунул мне листок доходов и заявил, что спектакль провалился не только творчески, но и коммерчески. И я ничего не мог возразить, только попросил его взглянуть на горизонт, где вскоре засияет солнце успеха. Другими словами, я заверил его, что мюзикл вот-вот воспрянет и вскоре у него руки занемеют от стрижки купонов. Сам он воспрять не желал ни в какую, и опять обругал меня за то, что я загубил пьесу. А кончил тем, что стал канючить, чтобы я купил его долю по дешевке.

— Но вы не купите?

— Ни за что! После фиаско в Лондоне я поклялся страшной клятвой, что больше никогда, ни за что в жизни не вложу ни цента в постановку. Я напуган. Но если Отису удастся заловить азартного человека с тысячей-другой свободных долларов, то человек этот наживет состояние. Наш мюзикл — золотые прииски.

Джилл взглянула на него с удивлением. Говори это кто другой, она бы приписала такую самоуверенность авторскому тщеславию. Но для Уолли это, конечно, не так. Он оценивал пьесу беспристрастно, и Джилл не могла понять, откуда у него такая вера, когда публики — четверть зала.

— Почему вы так думаете? Пока что у нас совсем плохие сборы.

— И в Сиракузах до конца недели, — кивнул Уолли, — будут плохие сборы. А почему? Ну, прежде всего, потому что спектакля еще нет. С какой же стати людям выкладывать денежки и смотреть генеральные репетиции неведомой пьесы? Половине героев пришлось выучить роли на ходу, они их только обкатывают. А девушки танцуют пока что очень неуверенно, боятся сбиться с нужных па. Словом, шоу еще не слепилось. Пока что это так, обрывки. А вот посмотрите на него через две недели! Я-то знаю! Я не говорю, что музыкальная комедия — такое уж высокое искусство, но и у нее есть свои тонкости. Вот поиграете подольше, узнаете все фортели. А пока что, поверьте мне на слово, когда актеры талантливы и есть два-три коронных номера, комедия обречена на успех. А у нас сейчас актеры прекрасные и все номера — хиты. Уверяю вас, как я пытался убедить и Пилкингтона, только он и слушать не хочет, — с этим мюзиклом полный порядок! Но, думаю, Пилкингтон сейчас, в вагоне для курящих, старается всучить проводнику свою долю вместо чаевых.

Отис в буквальном смысле этого не делал, а в переносном — как сказать. Мрачный и насупленный, подскакивая на неудобном сиденье, он ругал себя, зачем ему вообще понадобилось мчаться в Рочестер? Увидел он именно то, чего и ждал: изуродованную карикатуру на свое творение. Играют ее в полупустом театре, да и тот равнодушно зевает. Одно хорошо, мстительно думал он, вспоминая заверения Роланда Трэвиса о стоимости музыкальных постановок, — новые музыкальные номера, без сомнения, красивее тех, прежних.