Том 12. Лорд Дройтвич и другие

Джилл смотрела на него со все большим удовольствием. Было в этом человеке какое-то мальчишеское обаяние. С ним она чувствовала себя легко и спокойно. Он действовал на нее приблизительно так же, как Фредди. Определенно, он добавлял в ее жизнь счастья. Особенно ее привлекало то, что он умеет красиво проигрывать. Она и сама умела проигрывать и восхищалась этим качеством в других. Как здорово, что он выкинул из беседы и, очевидно, из мыслей свое поражение! Интересно, сколько денег он все-таки потерял? Наверняка, существенную сумму. И, однако, его это как будто не трогает. Джилл сочла, что ведет он себя храбро, и ее сердце потеплело. Именно так и должен мужчина сносить камни и стрелы злой судьбы.

Удовлетворенно вздохнув, Уолли откинулся на стуле.

— Неприятное зрелище, — смущенно произнес он, — но неизбежное. Думаю, вы предпочитаете, чтобы я сидел сытый и довольный, чем валялся на полу, умирая от голода. Замечательнейшая штука еда! Теперь я готов умно рассуждать на любую тему, какую вам вздумается предложить. Я наелся розовых лепестков и перестал быть, скажем так, золотым ослом.[19] О чем же будем беседовать?

— Расскажите мне о себе.

— Да, нет темы достойнее. О каком же аспекте моей натуры вам желательно услышать? О моих мыслях и вкусах? О развлечениях, о карьере? Или о чем-то еще? О себе я могу разглагольствовать часами. Мои друзья в Нью-Йорке частенько на это сетуют.

— В Нью-Йорке? А, значит, вы живете в Америке?

— Да. Приехал сюда только для того, чтобы поставить на сцене этот шедевр.

— Почему же вы не поставили пьесу в Нью-Йорке?

— Там меня слишком многие знают. Видите ли, это ведь новый для меня курс. Критики в тех краях ждут от меня чего-то в духе «Ой-е-ей» или «Девушка из Йонкерса». Они пришли бы в смятение, увидев, что я разразился возвышенной драмой. Люди они грубоватые, мысли их грязны, и меня бы попросту высмеяли. Я и решил, что гораздо умнее приехать сюда, к незнакомым людям, не подозревающим, что это я сижу на соседнем месте рядом с девушкой, которую знаю всю жизнь.

— Когда же вы уехали в Америку? И почему?

— Случилось это года через четыре… пять — ну, в общем, через несколько лет после эпизода со шлангом. Возможно, вы и не заметили, что я уже не кручусь поблизости. Мы тихонько покинули те места и перебрались в Америку. — Тон его на секунду утратил легкость. — Понимаете, у меня умер отец, и все как-то развалилось. Больших денег он не оставил. Очевидно, в те времена, когда я вас знал, жили мы не по средствам. Во всяком случае, я боролся с нуждой, пока ваш отец не раздобыл для меня работу в одной нью-йоркской конторе.

— Мой отец?

— Да. Очень было благородно с его стороны побеспокоиться обо мне. Вряд ли он даже меня бы узнал, а если и вспомнил, не думаю, что воспоминания были приятными. Но хлопотал за меня, как за кровного родственника не хлопочут.

— Это очень похоже на отца, — ласково заметила Джилл.

— Настоящий аристократ.

— Вы теперь больше там не работаете?

— Нет. У меня обнаружился дар к стихотворчеству, и я написал несколько песенок для водевиля. Потом как-то раз, случайно, встретил в музыкальном издательстве такого Бивэна.[20] Он только что начал сочинять музыку, мы объединились и выдали несколько водевильных номеров. Потом один менеджер обратился к нам, чтобы мы подправили шоу, умирающее на гастролях, и нам повезло — оно имело большой успех. Ну, а после этого пошло-поехало. Джордж Бивэн недавно женился. Везет людям!

— А вы женаты?

— Нет.

— Хранили мне верность? — с улыбкой бросила Джилл.

— Именно.

— Ничего, это не продлится долго, — покачала она головой. — Скоро вы встретите какую-нибудь прелестную американку, сунете ей червяка за шиворот или подергаете за волосы. Или… как вы там еще выражаете свое обожание? И… Куда это вы смотрите? За моей спиной творится что-то интересное?

— Да нет, ничего особенного. — Уолли смотрел мимо нее в зал. — Просто одна величественная старая леди не сводит с вас глаз последние пять минут, отрываясь только, чтобы кусок проглотить. Видимо, вы ее загипнотизировали.

— Старая леди?

— Да. Ого! Вот это взгляд! Точь-в-точь «Птица с пронзительным взглядом».[21] Сосчитайте до десяти и оглянитесь как бы невзначай. Вон на тот столик. Прямо позади вас.

— Господи! — вскрикнула Джилл.

— Что такое? Вы ее знаете? Вам бы не хотелось с ней встречаться?

— Это леди Андерхилл! А с ней — Дэрек.

Уолли как раз поднимал бокал и неожиданно поставил его.

— Дэрек?

— Дэрек Андерхилл. Мой жених. Наступила короткая пауза.

— О-о! — задумчиво проговорил Уолли. — Жених… Да, понятно.

И снова подняв бокал, быстро осушил его.

2

Джилл посмотрела на своего спутника. Недавние события напрочь вытеснили многое. Ее так живо интересовало то, чем она занималась в данный момент, что у нее нередко бывали временные провалы памяти. И только сейчас в голове мелькнуло — как всегда, слишком поздно, — что отель «Савой», пожалуй, последнее место в Лондоне, куда следовало идти с Уолли, ведь там остановилась леди Андерхилл. Джилл нахмурилась. Жизнь внезапно утратила беззаботность, стала сложной, отягченной загадками и недоразумениями.