Том 12. Пьесы 1908-1915

Таня. Ступай вон!

Павел. Сама убирайся к чорту!

Таня(сквозь слёзы). И уйду… Дрянь!

Павел. Клякса! Мякиш!

(Оставшись один, сердито ходит по комнате, закуривает. Вдруг — остановился, вслушиваясь, осторожно подвигается к окну.)

Старик(за окном). Ласкам ихним не верь. Всяк милостив будет, коли его за горло взять.

(Павел, оглядываясь, растерянно улыбается, ерошит волосы, снова слушает.)

Старик. Я его знаю, он и молодой таков был…

Мастаков(входит, смотрит на Павла, идёт к нему, тот не слышит шагов. Кладёт Павлу руку на плечо). Ты что?

Павел(отскочив). Ничего…

(Смотрит на отчима со страхом и идёт к двери. Мастаков выглянул в окно, быстро оборачивается к нему, протягивая руку.)

Мастаков. Павел… Паша…

(Павел ушёл, громко хлопнув дверью.)

Мастаков. Знает!.. Ну что ж…

Занавес

Действие четвертое

Лунная ночь, очень светло. Задний фасад старого дома. На ступенях чёрного крыльца сидят Захаровна и Таня, выше — в двери — Девица, она что-то жуёт. Налево решётка сада, с калиткой в ней. Слева от крыльца освещённое окно кухни, справа — окна комнаты Мастакова, под ними широкая скамья.

Таня. Ну?

Захаровна. Ась?

Таня. Рассказывай!

Захаровна. Задумалась я чегой-то… Вот, значит, любила я трёх…

Таня. Троих.

Захаровна. Ну, ладно, троёх. И так можно сказать, от этого не прибудет, не убавится. Мужа я тоже любила, очень жалела! Омману его с кем, и так-то ли жалко станет мужика, — беда! Даже — плакала. Бывало — думаешь: «Ах ты, милый мой, ты мне веришь, ты меня любишь, а я тебя омманула, с другим поиграла…» и так-то ли залюбишь, заласкаешь его…

Таня. Разве это хорошо?

Захаровна. Погоди, сама узнаешь.

Таня. Все так делают?

Захаровна. Поди — все, которые побойчее. Я бойкая была.

Таня. А кто у тебя первый был?

Захаровна. Землемер, межевщик. Гладенький такой, как мышь. А у меня двое братьев было, строгие. Как он меня, девушку, испортил, повезли они его рыбу лучить да и утопили…

Таня(задумчиво). Как ты говоришь… не страшно…

Захаровна. Чего?

Таня. О страшном говоришь, а — не страшно.

Захаровна. Я не о страшном, а про любовь.

Таня. Жалко тебе было его?

Захаровна. Кого?

Таня. Ах! Землемера, конечно.

Захаровна. Ревела. Молода ещё была, жалостлива. Наше бабье дело жалостливое — назначено нам мужиков любить, ну, и любим. Иной раз — не любовь, а казнь, ну — иначе нельзя! Одного — жалко, другого — боязно, третий — хорош удался, всех и любишь.

Павел(в двери, сзади Девицы). Опять ты, старая ведьма, разговоры эти завела? А тебе, Татьяна, не стыдно? Ну — погодите!

(Исчезает.)

Захаровна(шутит). Ой, напугал! Во всех углах он, как нечистый дух. Опять про это! А — про что мне? Я — неучёная, кроме своей жизни, ничего не знаю…

Таня. Меня стыдит, а у самого любовница в городе.

Девица. Сами стыд творят, а нас судят за это.

Захаровна. Спит бродяжка твой?

Девица. Лежит.

Таня(Девице). Ты гадаешь?

Девица. Это как? На картах?

Таня. Я не знаю — на картах, по руке…

Девица. Что ты, барышня, это грех! Я ведь не цыганка.

Таня. А как же давеча Софье Марковне гадала?

Девица. И не думала!

Захаровна(тревожно). Это они так — беседовали…

Таня. Неправда! Мне сама Софья Марковна сказала. Вы что-то скрываете от меня…

Захаровна. Ну, полно-ка, господь с тобой! Что от тебя, умненькой, скроешь? Ты сама обо всём догадаешься.

Старик(вышел на крыльцо). О чём беседа?

Захаровна. Бабьи погудки, курицы да утки, как коров доить, как парней любить…

Старик. Стара ты будто для шуток этих.

Захаровна. Я смолоду шутливо живу.

Таня. Что он тут распоряжается? Удивительно!

Старик. И девицу не хитро учишь, слышал я речи твои поганые…

Захаровна. Девушка не цыган, зачем ей хитрость? Ей не лошадями торговать…

Таня. Ты что тут распоряжаешься, скажи, пожалуйста?

Захаровна. Ты бы, строгий, рассказал нам чего-нибудь…

Старик. Я до сказок не охоч.

Захаровна. А ты — правду!

Старик. Правда — не забава.

(Сходит с крыльца, остановился, поглядел в небо, идёт вдоль решётки сада.)

Таня. Противный какой! Распоряжается, как дома…

Захаровна. Танюша, поди, милая, спать, а? Пора уж!

Таня. Не хочу!