Том 12. Пьесы 1908-1915

(Кичкин вышел; Зобнин, стоя у двери, следит за ним в щель, потом уходит.)

Типунов(ласково). Вы его улыбочками, улыбочками! Да пошире эдак, поласковей — вот вам и должность!

Татьяна(сдаётся). Он и примет меня за дуру.

Костя(успокоительно). Молчать будете — не примет.

Татьяна(ядовито). Глядите однако, в Семилужном у градского головы жена эдак-то принимала, принимала гостей да однажды негритёнка и родила…

Марья(возмущённо). Фи, как вам не стыдно! И вовсе не негритёнка, а просто пёстренький он родился…

Татьяна. Не всё ли равно?

Марья. И одна ножка — короче!

Типунов(беспокойно). Это куда же воеводы ушли? Поругаются они… Костя — идём-ка…

Костя(икнул). Ох… ну, жизнь! (Уходит.)

Марья(озабоченно шепчет). Ву зэт тре земабль. Жэм боку льом дезарм. Же сюи тре контан… [13]

Татьяна. Нисколько это вам не поможет.

Марья. Почему же? Объясните, силь ву плэ, пожалуйста!

Татьяна. Женат он.

Марья. Какие глупые пошлости!

Татьяна. Нечего предо мной форсить! Вы сами иностранные-то слова выдумываете! А вот у кого колечко ваше с рубинчиком — это я знаю! Да-с!

Марья. И я знаю. Ну-с?

Татьяна. И больше ничего-с!

Марья. И — глупо-с!

Татьяна. Как же ты смеешь? Ведь я тебя старше!

Марья. А вы про колечко смеете?

Татьяна. Так я же тебе и ещё скажу…

Марья. А вы кого «шишечкой» зовёте?

Татьяна(села). Я? Ой!..

Марья. Ага! А вы кому пишете — «сладкий мой Колик»?

Татьяна(поражена). Ай… Ах он… мерза-авец…

Марья. Что? Вот и прикусите язычок!

Татьяна. Неужто… он рассказывает? Неужто сам он?

Марья. Не он, так — вы!

Татьяна(растерянно). Ой, как же это? Разве я рассказала бы? Что вы! Кому мне рассказывать?

Марья. Ну, уж я не знаю!

Татьяна. Да, может, вы… врёте?

Марья. Вы не писали?

Татьяна(тихо). А может, вы… сами догадались?

(Марья хохочет. В дверь беспорядочно втискиваются мужчины: Кичкин, подняв руку с прошением вверх; Зобнин, стараясь поймать бумагу; Типунов и Костя тоже хотят этого и — мешают друг другу. За ними испуганная, оробевшая старуха и — таращит глаза Евстигнейка.)

Кичкин(задыхаясь). Нет, читай вслух!

Зобнин. Чудак… да я же прочитаю!

Типунов. Погоди, Костя…

Старуха (ноет). Ой, голубчики, разорвёте вы…

Зобнин. Костя — прочитай…

Кичкин. Кум — бери…

Зобнин. Тарасьевна, дура! На кого прошение?

Кичкин. Ага-а? На кого-о?

Старуха. По случаю… пропажи, батюшка… зятёк-от мой…

Типунов. Костя — да ты, давай, вместе прочитаем!

Кичкин. Кум — держи!

Зобнин. Чёрт тебя принёс, старая лошадь…

Костя. Да будет вам! Что такое?

Старуха. Батюшки — не порвите!

(Все тесно окружили чтецов. Евстигнейка осторожно пробирается вдоль стены и — никем не замеченный — исчезает в уборной.)

Типунов(читает). «Его сиятельству, светлейшему»…

Костя. «Покровителю сирых»… это не надо! «Имею честь известить…»

Зобнин. Да вы один который-нибудь…

Типунов(читает). «Зять мой, Кирилл Вараксин, вот уже четыре года находится в безвестном отлучении от жены, дочери моей…»

Костя(успокоительно). Это пустяки какие-то!

Типунов(читает). «И жизни своей, может быть, решился…» Это не касается Мокей Антоныча!

Кичкин. До конца — не касается? Верно?

Типунов. До конца! Тут — о пропаже зятя.

Кичкин(ворчит). А может, Мокей прикосновенен и к этой пропаже?

Зобнин(радостно). Что же ты, старушка, а? Как же ты это, а?

Старуха. Да ведь, батюшка ты мой, дочка теперь не то вдова, не то — замужняя… как это понимать?

Кичкин(Типунову). А я думал — на него прошение, на Мокея! Обрадовался было…

Типунов. А ты — погоди! Ты — потерпи!

Зобнин(старухе). На тебе гривенничек и — иди с богом! Иди спокойно!

Старуха. Может — он разрешил бы ей?

Зобнин. Теперь — мне некогда! Потом — я те разрешу… иди себе…

Старуха. Уж ты ей-то разреши…

Зобнин. И ей разрешу… Вино и елей… Ух! Ну, Иван Иванов, подозрительный ты человек!

Кичкин. Да ведь ты вон как… забегаешь!

Зобнин. А ты — давай будем верить друг другу, право! Пусть кто другой ямы нам копает… Ты — простодушней будь! Жизни тебе не больно много осталось…

Кичкин. Это — верно. Выпьем давай, что ли? Леший…

Костя(Марье). Ф-фу! Я даже вспотел!