— Сейчас действительно ничего не видно, — ответила Минна, почти не сознавая, что она говорит, — но придет час — и все, да, все станет видным, все обнаружится! — С этими словами она быстро закончила свой туалет и поспешила в залу, где заняла свое обычное место среди гостей, собравшихся к завтраку. Но она была так бледна, так измучена, движения и речь ее так изменились и выдавали такое внутреннее смятение, что она невольно обратила на себя внимание всех окружающих и вызвала крайнее беспокойство Магнуса Тройла. Многочисленны и разнообразны были догадки, высказанные гостями по поводу ее недуга, который казался скорее душевным, чем телесным. Некоторые полагали, что девушку испортил дурной глаз, и вполголоса произносили при этом имя Норны из Фитфул-Хэда, другие намекали на отъезд Кливленда, шепотом прибавляя, что «стыдно молодой леди так страдать из-за какого-то бездомного бродяги, о котором никто ничего толком не знает». Особенно усердствовала в повторении этого презрительного эпитета миссис Бэйби Йеллоули, одновременно оправляя на своей морщинистой, старушечьей шее прелестную косынку — так она называла подарок вышеупомянутого капитана. Престарелая леди Глоуроурам имела относительно случившегося свое собственное мнение, которым поделилась с миссис Йеллоули, возблагодарив предварительно Господа Бога за то, что состоит в родстве с обитателями Боро-Уестры только через покойную мать девушек, которая была столь же высоконравственной шотландкой, как и она сама.
— Ох, уж эти мне Тройлы, сударыня! Как бы они ни задирали нос, а знающие люди говорят, — тут она хитро подмигнула, — что у всех у них есть странности. Взять хотя бы эту Норну, как ее называют, ибо это вовсе не ее настоящее имя; она, поверите ли, временами становится просто безумной. Люди, знающие причину, говорят, что старый Тройл был когда-то к этому причастен, недаром он до сих пор не дает сказать о ней худого слова. Я-то была тогда в Шотландии, не то я дозналась бы до истины не хуже, чем иные прочие. Но что там ни говори, а только помешательство у них в роду. Вы прекрасно знаете, что сумасшедшие терпеть не могут, когда им перечат. А ведь на всех Шетлендских островах не найдется человека, который бы так не терпел ни единого супротивного слова, как фоуд. Я никогда не посмею дурно отзываться о доме, с которым связана родственными узами, только, видите ли, сударыня, мы в родстве через Синклеров, не через Тройлов, а Синклеры, сударыня, всем в округе известно, какие здравые умом люди. Но я вижу, что вкруговую пошла уже прощальная чаша.
— Удивляюсь, — сказала миссис Бэйби своему брату, как только леди Глоуроурам отошла от нее, — чего эта толстуха все величает меня «сударыня, сударыня», а не миледи. Могла бы она знать, что род Клинкскэйлов ничуть не хуже каких-то там Глоуроурамов.
Тем временем гости стали поспешно разъезжаться. Магнус, чрезвычайно угнетенный внезапным недугом Минны, едва обращал на них внимание и, в противоположность своим прежним гостеприимным обычаям, со многими даже не попрощался. Итак, болезнью и огорчением окончилось в этом году в замке Боро-Уестра празднество в честь святого Иоанна, так что мы сможем к поучениям короля Эфиопии прибавить еще и следующее: «Не рассчитывай, смертный, что ты счастливо проведешь дни, которые уготовил для счастья».
Глава XXIV
Нет, эта боль, что грудь терзает ей,
То не земной, естественный недуг.
Ее причина глубже и страшней:
То ведьмовских, как видно, дело рук,
То видно, самый ад послал ей
столько мук.
Давно уже прошел срок, какой Мордонт Мертон назначил для возвращения своего под отчий кров в Ярлсхофе, а о юноше все не было ни слуху ни духу. Во всякое другое время такая задержка не возбудила бы ни толков, ни беспокойства: престарелая Суерта, которая взяла на себя труд и предполагать, и располагать в пределах своего маленького хозяйства, в прежнее время решила бы, что Мордонт задержался в Боро-Уестре дольше других гостей, чтобы принять участие в какой-нибудь веселой охоте или прогулке. Но ей было известно, что с некоторых пор Мордонт перестал быть любимцем Магнуса Тройла; она знала также, что он рассчитывал пробыть в Боро-Уестре лишь самое короткое время, беспокоясь о здоровье своего отца, к которому, хотя его сыновняя преданность и встречала весьма слабое поощрение, он выказывал всегда неизменное внимание. Суерта знала все это и поэтому начала тревожиться. Она стала следить за своим хозяином, Мертоном-старшим, но мрачное и строгое лицо его, всегда спокойное, как озерная гладь в глубокую полночь, никому не давало возможности проникнуть дальше поверхности. Его научные занятия, одинокие прогулки и трапезы чередовались с неизменной правильностью, и, казалось, мысль о долгом отсутствии Мордонта ни в малейшей степени его не тревожит.