Том 12. Письма 1842-1845

Притом вот вам одна очень важная истина, которой вы не поверите или, лучше, не допустит вас к тому ваша гордость: Пока не сделаешь дурно, до тех пор не сделаешь хорошо. А вы не хотите и слышать о том, что вы можете сделать дурно; вы хотите, чтоб у вас до последней мелочи было всё хорошо. Вы будете поправлять себя двадцать раз на всякой черточке, никак не захотите,[596] чтобы оно было и осталось так, как есть, если не дастся лучше. Вы будете мучить себя и биться несколько дней около одного места, до того, что от частностей обессилеет у вас даже мысль о целом, которое[597] тогда только, когда живо носится беспрестанно пред глазами и говорит о возможности скорого выполнения, тогда только двигает работу. Ибо вдвигает в душу порыв и вдохновенье, а вдохновеньем много постигается того, чего не достигнешь никакими учеными трудами. Вот вам та истина, которую я слышал всегда в душе, откуда исходят у нас все истины, и которую подтверждали мне на всяком шагу чужие и свои опыты. Но вы[598] горды и с этим не согласитесь, между прочим, потому, что не взглянули еще сурьезно на жизнь. Вы легко приходите в уныние и не хотите догадаться, что у вас самих могут быть найдены средства противу всего. Еще многое[599] почитаете вы за выдумки, принимая в буквальном смысле. Еще то, что есть самая жизнь, для вас безгласно и мертво. Еще на многое смотрите вы остроумными глазами, а не глазами мудреца, просветленного разумом свыше. Еще вы не приобрели того, что одно могло б двинуть работу и сообщить вам ту силу, до которой не достигнешь никакими трудами и знаниями. Словом, вы еще далеко не христианин, хотя и замыслили картину на прославленье Христа и христианства. Вы не почувствовали близкого к нам участия[600] бога и всю высоту родственного союза, в который он вступил с нами. Вот что я почитал еще нужным вам прибавить для того, чтоб вы в иную душевную минуту[601] об этом подумали. Затем обнимаю вас от всей души, желаю всякого преуспевания во всем и не унывать ни в каком случае духом. Извещайте меня, что у вас делается в Риме. Каков Бутенев^*, довольны ли им? и что делают наши художники? Адресуйте мне во Франкфурт на Майне, на имя Жуковского, который переселяется во Франкфурт. Уведомьте меня, где и что делает Чижов^*? Если он в Риме, то передайте ему самый душевный поклон и скажите, что я ждал его на Рейне и написал бы ему письмо, несмотря на лень мою, если бы только знал наверно его местопребыванье.

Затем прощайте.

Ваш Гоголь.

Ничего еще не могу вам сказать наверное, где буду проводить будущую зиму.[602] Во всяком случае письма продолжайте адресовать во Франкфурт. Завтра еду из Ницы. На обороте: Rome en Italie. Al Signor Signor Alessandro Ivanoff. Roma. Piazza Apostoli. Palazzo Sauretti № 49 per la scala di M-r Severoli al 3 piano dal S-r Luigi Gaudenzi.

Смирновой А. О., 20 марта н. ст. 1844 *

170. А. О. СМИРНОВОЙ.

Aix. Марта 20 <н. ст. 1844>.

Пишу к вам два слова из Aix. Вашу милую записочку^* из Фрежюса получил и благодарю вас за то, что напомнили о дне вашего рождения. Вы, верно, в этот день хорошо помолились, потому что и мы все^* его провели довольно весело, хотя это и было накануне моего отъезда. Простился я также с ними весело, как и с вами. Накануне мы читали то, что угодно было богу внушить мне прочесть, оно, как мне показалось, на них подействовало. По крайней мере и графиня и обе дочери дали слово быть веселы и тверды и перечитывать почаще то, что я им оставил. Но это натурально не может сделать ничего, если мы не сопроводим всё это душевною молитвою, а потому помолимся и мы с вами о них от всей души во время нашего говения, дабы бог помог, как им всем, не выключая даже и Сологубов, так и нам с вами, иметь больше любви к нему, стало быть, больше твердости и больше всего того, что составляет мудрость истинную, научающую нас, как действовать и поступать истинно. Да, нужно вам сказать, что говеть я буду в Дармштадте, а не в Стутгарте, куда переносят для велик<ой> княгини церковь на время поста. Хоть это будет несколько шумно, но что ж делать, говеть мне нужно. Попробую, нельзя ли среди шуму быть уединенну. Желаю и вам также среди всякого шума пребыть так покойну, как бы шуму вовсе не существовало. Прощайте, бог да хранит вас! В Нице перед моим выездом всё было попрежнему. Решительного еще ничего, кроме того, что Вл<адимир> Ал<ександрович^*> едет в Рим. Матушка дает ему денег на проезд. У ней есть свои какие-то тонкие распоряжения, которые, я думаю, еще несколько раз переменятся. Прощайте.

Ваш Гоголь. На обороте: Paris. `A Monsieur Monsieur le banquier Thourneysson. Paris. Chauss'ee d’Antin № 22, pour remettre `a Madame de Smirnoff.

Вьельгорской Л. К., 26 марта н. ст. 1844 *

171. Л. К. ВЬЕЛЬГОРСКОЙ.