Василий Николаевич, в нарядном сертуке, напомаженный, сидел за чаем с женой и гостьей в ковровом платке.
— Как бы мне, Василий Николаевич, поговорить.
— Можно. Пожалуйте. Мы отпили.
— Нет, пойдемте со мной лучше.
— Сейчас, только дай картуз возьму. Ты, Таня, самовар-то прикрой, — сказал Василий Николаевич, весело выходя.
Евгению показалось, что он был выпивши, но что же делать; может, это к лучшему, он участливее взойдет в его положение.
— Я, Василий Николаевич, опять о том же, — сказал Евгений, — об этой женщине.
— Так что же. Я приказал, чтоб отнюдь не брать.
— Да нет, я вообще вот что думаю и вот о чем хотел с вами посоветоваться. Нельзя ли их удалить, все семейство удалить?
— Куда ж их удалишь? — недовольно и насмешливо, как показалось Евгению, сказал Василий.
— Да я так думал, что дать им денег или даже земли в Колтовском, только бы не было ее тут.
— Да как же удалишь? Куда он пойдет с своего кореня? Да и на что вам? Что она вам мешает?
— Ах, Василий Николаевич, вы поймите, что жене это ужасно будет узнать.
— Да кто же ей скажет?
— Да как же жить под этим страхом? Да и вообще это тяжело.
— И чего вы беспокоитесь, право? Кто старое помянет, тому глаз вон. А кто богу не грешен, царю не виноват?
— Все-таки лучше бы удалить. Вы не можете поговорить с мужем?
— Да нечего говорить. Эх, Евгений Иванович, что вы это? И все прошло и забылось. Чего не бывает? А кто же теперь про вас скажет худое? Ведь вы в виду.
— Но вы все-таки скажите.
— Хорошо, я поговорю.
Хотя он и знал вперед, что из этого ничего не выйдет, разговор этот несколько успокоил Евгения. Он, главное, почувствовал, что он от волнения преувеличил опасность.
Разве он шел на свидание с ней? Оно и невозможно. Он просто шел пройтись по саду, а она случайно выбежала туда.
XIV
В этот же самый Троицын день, после обеда, Лиза, гуляя по саду и выходя из него на луг, куда повел ее муж, чтобы показать клевер, переходя маленькую канавку, оступилась и упала. Она упала мягко на бок, но охнула, и в лице ее муж увидал не только испуг, но боль. Он хотел поднять ее, но она отвела его руку.
— Нет, погоди немного, Евгений, — сказала она, слабо улыбаясь и снизу как-то, как ему показалось, с виноватым видом глядя на него. — Просто нога подвернулась.
— Вот я всегда говорю, — заговорила Варвара Алексеевна. — Разве можно в таком положении прыгать через канавы?
— Да нет же, мама, ничего. Я сейчас встану.
Она встала с помощью мужа, но в ту же минуту она побледнела, и на лице ее выразился испуг.
— Да, мне нехорошо, — и она шепнула что-то матери.
— Ах, боже мой, что наделали! Я говорила не ходить, — кричала Варвара Алексеевна. — Погодите, я пришлю людей. Ей не надо ходить. Ее надо снести.
— Ты не боишься, Лиза? Я, снесу тебя, — сказал Евгений, обхватив ее левой рукой. — Обойми мне шею. Вот так.
И он, нагнувшись, подхватил ее под ноги правой рукой и поднял. Никогда он не мог забыть после это страдальческое и вместе блаженное выражение, которое было на ее лице.
— Тебе тяжело, милый, — говорила она, улыбаясь. — Мама-то бежит, скажи ей!
И она пригнулась к нему и поцеловала. Ей, очевидно, хотелось, чтобы и мама видела, как он несет ее.
Евгений крикнул Варваре Алексеевне, чтоб она не торопилась, что он донесет. Варвара Алексеевна остановилась и начала кричать еще пуще.
— Ты уронишь ее, непременно уронишь. Хочешь погубить ее. Нет в тебе совести.
— Да я прекрасно несу.
— Не хочу я, не могу я видеть, как ты моришь мою дочь. — И она забежала за угол аллеи.
— Ничего, это пройдет, — говорила Лиза, улыбаясь.
— Да только бы не было последствий, как тот раз.
— Нет, я не об этом. Это ничего, а я о мам
Но хотя ему и тяжело было, Евгений с гордой радостью донес свою ношу до дому и не передал ее горничной и повару, которых нашла и выслала им навстречу Варвара Алексеевна. Он донес ее до спальни и положил на постель.
— Ну, ты поди, — сказала она и, притянув к себе его руку, поцеловала ее. — Мы с Аннушкой справимся.
Марья Павловна прибежала тоже из флигеля. Лизу раздели и уложили в постель. Евгений сидел в гостиной с книгой в руке, дожидаясь. Варвара Алексеевна прошла мимо него с таким укоризненным, мрачным видом, что ему сделалось страшно.
— Ну что? — спросил он.
— Что? Что же спрашивать? То самое, чего вы хотели, вероятно, заставляя жену прыгать через рвы.
— Варвара Алексеевна! — вскрикнул он. — Это невыносимо. Если вы хотите мучать людей и отравлять им жизнь, — он хотел сказать: то поезжайте куда-нибудь в другое место, но удержался. — Как вам не больно это?
— Теперь поздно.
И она, победоносно встряхнув чепцом, прошла в дверь.
Падение действительно было дурное. Нога подвернулась неловко, и была опасность того, что опять будет выкидыш. Все знали, что делать ничего нельзя, что надо только лежать спокойно, но все-таки решили послать за доктором.