Видевъ же старецъ усердие отрока и многиа слезы, введе его в келию свою и начатъ увещавати его, глаголя: «Не скорби убо о сем, чадо, еже изрекох ти: не мала убо есть вещь —
Отрокъ же поверже себе на ногу старчю, аки камень, безгласенъ пребысть, ничтоже ино могый провещати, токмо «помилуй мя». Старецъ же воздвиже его: «Востани, — рече, — чадо, Господь наставит тя на путь заповедей своихъ.[108]
Сего убо ради изрекох ти сия, понеже мужъ грешенъ есмь, аще и дело Божие восприяхъ строити. Днесь убо желание твое исполнится». И се рекъ, сътворь молитву и облече его во святый аггельскый образъ.Учаше же его добродетелемъ и наказоваше страданиемъ еже по Бозе, мужества и крепости смыслъ его исполняше, и въ всемъ собою образъ показоваше ему. Блаженный же Никонъ пребываше у него прочее, упражняющеся въ молитвахъ, преспеваше добродетельми, постомъ же, и бдениемъ, и чистотою, бяше бо нравомъ смиренъ и образомъ кротокъ, и въ Божественыхъ Писании
Афонасий же видевъ его в тацемъ прилежании суща, зело внимаше о семъ, и полагаше сия въ сердцы своемъ, и отечески съблюдаше его, и на предняя воздвизаше, и ко всякому делу и разуму благочестно и удобно возводя, искуснейша сего показуя всему иноческому житию. Егда же достигшу ему совершеннаго возраста, тогда дивный онъ мужъ Афонасей с советомъ братиа священьства саном почте его и яко достойна предстоятеля Богу того представи. Доблий же Никонъ по поставлении на священьство болшей благодати сподобися и больше къ благым усердьствуяше, и в себе размышляя, како толикыя благодати достоиньство приемлетъ, еже не земнымъ точию, но и небеснымъ силамъ страшно. И сихъ ради размышлений умъ ему на лучшая восхождааше и Богу прилепляшеся, емуже беседуя пении и молитвами николиже престаяше.
Пребысть же неколико время во обители тъй, абие желание велие подвижетъ его видети великаго старца преподобнаго Сергия и благословитися от него, бе бо в немъ со иными добродетелми и разумъ известенъ ко исканию онех, иже с трудомъ о благомъ поучениа сотворьшихъ. Моление велие простираетъ ко Афонасию, еже молитвы сподобитися от него, — и с миромъ отпустися. Сему же бывшю, в чюднаго Сергиа лавру приходит, егда же узре великаго отца, и от многаго желаниа и любве весь слезенъ бысть, тепле припадает къ честнымъ его ногамъ, благословения прося. Святый же въззре нань радостнымъ лицемъ и глагола ему: «Добре пришелъ еси, чадо Никоне!» Онъ же любочестивейше противъ званиа смиреный образъ показуя, таже и в келию к нему проходит, радуяся оному повелевшю, и лобзанию оного сподоблься, со страхом прикоснуся честным святаго удесем, и любезне благословенъ бысть от него. Не угости же его нымало, якоже обычай имяше преподобный прочая приходящаа угощати, но скоро всяческы и любезне приятъ бысть от него и повелеваетъ ему служити братии съ всяцемъ прилежаниемъ.
Пребываше же убо блаженный Никонъ, всяку службу манастырьскую творя, и сицевыми труды и подвиги вседеньствуя, к Богу молитвою беседоваше, нощию же паче по реченному делу касашеся, и сна мало приимаше, усерднейше же священная пениа сътворяше. О сихъ же паче възлюби его преподобный Сергие и зело услаждаашеся житиемъ его, телесных бо ради деланий и от духовных рачений образехъ извещение о немъ восприятъ. И повелевает ему во единой келии съ собою пребывати, яко да и причастника того сътворит деланий духовныхъ въсхождения; и повсегда сладце и любезне наказуя того добродетелемъ и многодушевное показуя любомудрие о нем.
Целомудренный же послушникъ привязася оному союзомъ духа, вождениемъ того и образомъ последуя, в совершеннейшая добродетели вперяшеся и, того житию ревнуя, к подобнымъ того готовяшеся въспоминаниемъ. Не мякко бо, ниже слабо явы душевное предстояние, но мужествено всячески и непоколебимо основание жизни своей положи, еже есть послушание и смирение, и сие себе приобретение велие имяше.