Том 13

Стюарт ограничивается только проявлением денег в обращении в качестве масштаба цен и в качестве счетных денег. Если в прейскуранте цены различных товаров обозначены в 15 шилл., 20 шилл., 36 шилл., то при сравнении величины их стоимостей меня, в сущности, не интересуют ни серебряное содержание шиллинга, ни его название. Отношение чисел 15:20:36 говорит нам теперь все, и число 1 сделалось единственной единицей измерения. Чисто абстрактным выражением пропорции является вообще только сама абстрактная пропорция чисел. Чтобы быть последовательным, Стюарт должен был поэтому игнорировать не только золото и серебро, но и их установленные законом монетные названия. Не понимая превращения меры стоимостей в масштаб цен, он, естественно, полагает, что определенное количество золота, служащее единицей измерения, относится как мера не к другим количествам золота, а к стоимостям как таковым. Так как товары благодаря превращению своих меновых стоимостей в цены выступают как одноименные величины, то он отрицает качественную особенность меры, которая и делает их одноименными; так как в этом сравнении различных количеств золота величина того количества золота, которое служит единицей измерения, условна, то он отрицает, что эта величина вообще должна быть установлена. Вместо того, чтобы ¹/₃₆₀ часть круга называть градусом, он может назвать градусом ¹/₁₈₀ часть; тогда прямой угол равен был бы 45 градусам вместо 90, и соответственно изменилось бы измерение острых и тупых углов. Тем не менее, мерой угла по-прежнему осталась бы, во-первых, качественно определенная математическая фигура — круг и, во-вторых, количественно определенный отрезок круга. Что касается экономических примеров Стюарта, то одним из них он сам себя побивает, а другим ничего не доказывает. Банковские деньги в Амстердаме были в действительности только счетным названием для испанских дублонов, которые полностью сохранили свой жир благодаря праздному лежанию в подвалах банка, между тем как деятельно обращающаяся ходкая монета от постоянных трений с внешним миром отощала. Что же касается африканских идеалистов, то мы должны предоставить их собственной судьбе, пока путешественники в своих критических описаниях не сообщат нам более точных сведений о них^{51}. Почти идеальными деньгами в стюартовском смысле можно было бы назвать французский ассигнат: ««Национальная собственность. Ассигнат в 100 франков». Здесь, правда, была точно указана та потребительная стоимость, которую ассигнат должен был представлять, а именно конфискованная земля, но количественное определение единицы измерения было забыто, и «франк» поэтому превратился в слово, лишенное смысла. Много или мало земли представлял франк ассигнатами, зависело от результатов публичного аукциона. На практике, однако, франк ассигнатами обращался как знак стоимости серебряных денег, и поэтому обесценение его измерялось в этом серебряном масштабе.

Период приостановки Английским банком размена банкнот на золото едва ли был богаче бюллетенями о сражениях, чем денежными теориями. Обесценение банкнот и превышение рыночной цены золота над его монетной ценой вновь вызвали к жизни среди некоторых защитников банка доктрину об идеальной мере денег. Классически путаное выражение для этой путаной теории нашел лорд Каслри, определивший денежную единицу измерения как «a sense of value in reference to currency as compared with commodities» {«представление о стоимости, вытекающее из сравнения денег с товарами». Ред.}. Когда через несколько лет после заключения Парижского мира обстоятельства позволили возобновить размен банкнот на золото, возник в почти неизмененной форме тот же самый вопрос, который поднял Лаундс при Вильгельме III. Громадный государственный долг и накопившаяся в течение более 20 лет масса частных долгов, фиксированных обязательств и т. д., — были заключены в обесцененных банкнотах. Следовало ли возвратить эти долги в банкнотах, которые в 4672 ф. ст. 10 шилл. не только номинально, но и фактически представляли 100 фунтов 22-каратного золота? Томас Атвуд, бирмингемский банкир, выступил как Lowndes redivivus {воскресший Лаундс. Ред.}. Атвуд полагал, что кредиторы должны получить номинально столько же шиллингов, сколько номинально было обусловлено договором; но если, согласно прежнему достоинству монеты, шиллингом называлась, примерно, ¹/₇₈ унции золота, то теперь следовало окрестить шиллингом, скажем, ¹/₉₀ унции. Сторонники Атвуда известны под именем бирмингемской школы «little Shillingmen» {«сторонников малого шиллинга». Ред.}. Спор об идеальной мере денег, начавшийся в 1819 г., продолжался еще и в 1845 г. между сэром Робертом Пилем и Атвудом, вся мудрость которого в части, касающейся функции денег как меры, исчерпывающим образом изложена в следующей цитате: