Читаем Том 13 полностью

— Уотнот, — сказал он секретарю, — проспект необходимо опубликовать на этой неделе. В будущий понедельник ожидаются два больших выпуска акций.

— Да, сэр, я сегодня же отнесу его в типографию. Кг к вы думаете, мы получим деньги?

— Мы должны получить их, Уотнот.

— Да, сэр.

Ему стало жаль маленького Уотнота с его пятьюстами фунтами в год — ведь он женат и у него трое детей. И все же они получат деньги, они должны получить их, ибо сам он хоть и не женат, но ведь жить ему тоже надо. И он принялся перечитывать проспект, чтобы посмотреть, нельзя ли усилить впечатление, не греша против истины. Перечитав, он понял, что это невозможно; более того, один или два пункта довольно дерзко бросали вызов будущему. Но публика погружена в такую глубокую летаргию, что всегда нужно живо обрисовать ей все возможности. В такое время, как сейчас, очень трудно выдоить что-нибудь из рынка. Он с тоской подумал об этой тонкой синеватой струйке и о своих собственных попытках увеличить ее, попытках, которые ему часто приходилось предпринимать по телефону или наведываясь в конторы банкиров и других денежных мешков. Вручив Уотноту проспект, он набил трубку и откинулся на спинку кресла, на мгновение погрузившись в мечты о том, как он удалится от дел, — когда ему надо было доставать деньги, эта перспектива неизменно казалась ему весьма заманчивой. Каким было бы облегчением отказаться от должности директора и заняться резьбой по дереву или разведением кроликов, переложить свое бремя на других и наблюдать, как они, шатаясь, падают под его тяжестью!.. В том-то вся и беда! Он знал по опыту, что если не сделаешь дело сам, его не сделает никто, и потому его вечно мучило желание со всем этим покончить. Втайне он этим даже, гордился. Если бы он не был уверен, что он лучший из всех директоров, это значило бы, что он напрасно прожил свою жизнь. А поскольку он именно и есть лучший из всех директоров, ему остается только продолжать свою деятельность! Ах, если б только не нужно было вечно добывать деньги! Он вздохнул и выпустил облако дыма. Доставать деньги — не для себя, а для промышленности — в этом нет ничего низменного, но как это утомительно! Да, а порою и просто невозможно. Однако на сей раз тут не должно быть ничего невозможного. Ведь «Рангунский Т. И. С.» — последняя жердочка, отделяющая его от бездны банкротства. Никогда! Скорее… Нет, что-нибудь непременно подвернется! Он подошел к окну и вперил взгляд в туман. Позади него маленький Уотнот надевал пальто и шляпу, чтобы отнести в типографию проспект. Керситер услышал, как он закрыл дверь. Лондон! Все 'от начала до конца создано на деньги, которые кто-то доставал! Он смутился. Откуда, черт возьми, все они взялись? Мыслями его на минуту овладело ребяческое изумление, охватывающее порой человека, который столько времени доставал деньги, что перестал понимать, откуда они берутся. Разумеется, деньги делают деньги! То есть их получают те, кто вскапывает и пашет землю, ловит рыбу, разводит скот, сажает деревья, добывает полезные ископаемые и… э-э-э… тому подобное! А после уплаты этим далеким людям остаются лишние деньги — в результате комбинаций с плодами их трудов; очевидно, это и есть те деньги, которые он доставал, чтобы делать из них деньги или… или наоборот.

Стук в дверь заставил его снова сесть в кресло.

— Войдите, — сказал он.

— Мистер Генри Керситер? — спросил вошедший.

— Да.

— Меня зовут Джерард Дикон. Я от мистера Маркема Мэйса.

— А! Садитесь, пожалуйста.

Пока посетитель присаживался на краешек стула, Керситер хладнокровно изучал его внешность. На вид ему можно было дать лет сорок; синий костюм его был какого-то колониального оттенка, в пришивном воротничке темно-синей рубашки было что-то еще более колониальное; красный шелковый галстук подчеркивал ровную желтизну лица, серые стальные глаза казались воспаленными; над чувственным ртом топорщились короткие, с проседью усы; борода не могла скрыть жесткие очертания энергичной нижней челюсти.

— Итак? — произнес Керситер.

— Из слов мистера Мэйса я заключил, что вы могли бы заинтересоваться созданием акционерного общества или, во всяком случае, достать денег для осуществления одного проекта в Австралии.

— Боюсь, что я слишком завален делами, — отвечал Керситер. — Почему вы не обратились непосредственно к Маркему Мэйсу?

Слабая улыбка появилась на лице, выражение которого уже начинало беспокоить Керситера — посетитель вел себя так, словно в комнате кроме него никого не было.

— Я так и сделал, но он слишком завален делами. — Голос, обличавший человека образованного, звучал, однако, невыразительно и слегка гнусаво, словно обладатель его не привык много разговаривать. — Похоже на то, что достать деньги очень трудно.

— Да, — подтвердил Керситер.

— Очень жаль. Это нечто совершенно исключительное.

Керситер слегка улыбнулся и только успел подумать: «Интересно, когда это было иначе», — как вдруг с удивлением заметил, что посетитель встает и идет к дверям. Он еще в жизни ничего подобного не видел, и поэтому проговорил несколько даже торопливо:

— А нельзя ли узнать, что это такое?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Огонек»

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза