— Ты бы, душенька, с братцем поиграл, — говорила ему Арина Петровна.
— Я, маменька, лучше на вас посмотрю!
— Что на меня смотреть! не бог знает какие узоры на мне нарисованы! Ступай, душенька, поиграй!
Но Порфиша медлил уходить и обдумывал, что бы ему такое сказать, что могло бы понравиться маменьке.
— Степка опять из кухни пирог утащил! — наконец доносил он, потупляя глаза и умалчивая о том, что он сам третью часть этого пирога съел.
При этом извещении Арина Петровна вскакивала с места, как ужаленная, и немедленно приступала к расправе с «балбесом». Но по окончании расправы глаза ее снова встречали неподвижный взор Порфиши, и снова шевелилось в ней предчувствие чего-то загадочного, недоброго.
Стр. 16, строка 28. После слов: «…смутную тревогу чего-то загадочного, недоброго» — было: