Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо

жестоко, совсем по-татарски, но что же делать? Если по высшим соображениям это необходимо, если из этого должно выйти возрождение, то делать нечего, пускай будет так!

Стр. 478, строка 6 сн. Вместо: «и что еще больше выдает их с головой <…> массы-то эти собираешься подтянуть» — было:

и что, следовательно, это еще больше выдает их с головой. Я знаю, что ты даже охотно сошлешься на Московский Охотный ряд. Ничего я против этого не имею; думай так, как сложились твои убеждения, и ссылайся на все, что найдешь для себя пригодным. Но зачем же ты Охотный-то собрался стеснить?

— Но чем же я могу его стеснить?

— Любезный друг! разве это не видно? Разве не ясно, что голова твоя полна мероприятий не частных, а именно общих, забирающих возможно обширную область? Разве я не читаю на твоем лице: непременно надобно, чтобы они знали, как Кузьку зовут. За что?

— И опять-таки повторяю: ничего мне на мысль не приходило. Ни об каком «Кузьке» я никогда не думаю, но говорю и утверждаю, что решительные меры все-таки необходимо принять.

— Да ведь об этом-то и речь идет, что то, что ты разумеешь под именем решительных мер, совсем не туда.

Стр. 479, строка 2 сн. Вместо: «Я к тебе обращаю мою речь <…> и говоришь: потрудись сам!» — было:

Я к тебе обращаю речь мою, к тебе, человеку, полному жизни, человеку, до краев переполненному проектами об упрочении твоей карьеры при помощи подтягиваний; я обращаюсь к тебе с советом о том, что именно для тебя было бы полезно иметь в виду, а ты все это перевертываешь самым предательским образом и говоришь: потрудись сам!

Стр. 480, строка 10. Вместо: «Я ничего не критикую, а лично тебе говорю: стыдись!» — было:

не критикую, а прямо говорю: твой образ мыслей обнаруживает в тебе положительно вредного человека! Извини.

Стр. 481, строка 21. Вместо: «C’est la fatalité <…> какое может быть преуспеянье!» — было:

— Помилуйте! да я никогда и не думал трогать ни добросердечных, ни «средних» людей — пускай их живут, Христос с ними.

— Пускай живут… Если при таких идеалах, какие ты в себе воспитал, возможно жить! Помилуй, голубчик, какое же может быть преуспевание.

Фельетон направлен против репрессивных мер, предпринятых правительством в связи с покушением 2 апреля, против принципа «государственности», олицетворенного в типах, признающих «подтягивание» универсальным средством управления страной. Именно так и оценила его цензура, потребовавшая изъять этот фельетон из «Отечественных записок» (см. стр. 732).

…весело ли бодрствуют дворники. — После покушения Соловьева, отвечая на поздравления гласных петербургской городской думы, Александр II сказал: «Нужно, чтобы домовладельцы смотрели за своими дворниками и жильцами. Вы обязаны помогать полиции <…> Посмотрите, что у нас делается. Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице» («Правит. вестник», 1879, № 77). В постановлении петербургского генерал-губернатора от 8 апреля указывалось, со ссылкой на высочайшее повеление, на необходимость постоянного дежурства дворников: «У ворот каждого дома в С.-Петербурге должен находиться во всякое время, как ночью, так и днем, дежурный дворник» (MB, 1879, № 90).