Том 13. Охотники за пчелами. Каменное сердце

Обладая стадами быков и диких лошадей, пасущихся на приволье в степях, люди эти по преимуществу принадлежат к белой расе, но, издавна живя среди туземцев, сами сделались такими же варварами, позаимствовав от индейцев хитрость и жестокость. Они проводят жизнь в седле, спят на голой земле, питаются мясом своего скота, если не удается ничего добыть на охоте, редко появляются вблизи асиенд или городов, разве что только для того, чтобы выменять перья и меха на водку, серебряные шпоры, порох, ножи и материю ярких расцветок.

Настоящие кентавры Нового Света, такие же лихие наездники, как татары в сибирских степях, они переносятся с изумительной быстротой с запада на восток, не подвластные иным законам, кроме собственных прихотей, никакому иному повелителю, кроме собственной воли, потому что, как правило, они не знают никого, за исключением фермеров, которые нанимают их на временные работы.

Путешественники опасаются гаучосов так же, как индейцев, и отваживаются отправиться в пампасы лишь большой группой, дабы совместно защищаться от нападения индейцев, гаучосов и хищных зверей.

Такие караваны обычно состоят из пятнадцати и даже двадцати повозок, запряженных шестью или восемью быками, которых погонщики, лежащие на кожаном фартуке повозки, погоняют длинными, острыми рогатками, висящими над их головами.

Управитель, или мажордом, человек смелый и хорошо знающий пампасы, ведет караван и имеет в своем распоряжении человек тридцать хорошо вооруженных пеонов, которые охраняют караван с флангов, следят за сменой быков, осматривают дорогу и в случае нападения защищают путешественников.

Невозможно себе представить более живописное и печальное зрелище, которое являют собой караваны, растянувшиеся по извилистым тропинкам степи, напоминая змею. Караван движется медленно, размеренным шагом, повозки застревают в многочисленных рытвинах, колеса пронзительно скрипят, неохотно поддаваясь усилиям быков.

Нередко громоздкие караваны обгоняют погонщики мулов. Главный погонщик, рекуа, бодро скачет впереди, позванивая серебряным колокольчиком: «Пропустите мулов!», беспрерывно повторяя на все лады, при этом ему вторят другие погонщики и пеоны, скачущие по обе стороны мулов, чтобы те не разбежались.

С наступлением вечера погонщики мулов и быков находят пристанище на почтовых станциях, представляющих собой некое подобие тамбосов или караван-сараев. Повозки распрягают, ставят в один ряд, тюки с мулов сваливают в кучу. Если на почтовой станции оказывается много путешественников, животные и люди проводят ночь вместе под открытым небом, что в здешних краях, где холода не бывает, это даже вполне приятно.

Тогда начинаются при таинственном свете бивачных огней длинные степные рассказы, то и дело прерываемые веселым смехом, песнями и плясками и нежными словами, которые произносятся тихими голосами.

Однако редко обходится дело без ссоры погонщиков мулов с погонщиками быков, неприязненно расположенных друг к другу, и без поножовщины, поскольку нож всегда участвует в распрях этих людей, пылкая страсть которых не подвластна никакой узде.

Вечером в тот день, когда начинается наш рассказ, последняя станция в пампасах на дороге дель-Портильо была полна путешественников.

Два крупных каравана мулов развели костер пред станцией рядом с тремя-четырьмя караванами, поместившими быков в ограде, составленной из повозок.

Станционное здание было довольно просторным, четыре пышных дерева укрывали от солнца галерею, достаточно большую, чтобы предоставить убежище многочисленным постояльцам.

В разбросанных повсюду толдо — так называются эти жалкие лачуги — слышались пение и смех погонщиков быков и мулов, сливавшиеся со звуками гитары и с визгливым голосом хозяина станции, тщетно старавшегося перекрыть шум.

Вдруг послышался быстрый топот нескольких лошадей, и два отряда всадников, появившихся с двух противоположных сторон, остановились перед галереей почтовой станции.

Один из этих караванов, состоявший всего из шести всадников, ехал из Мендозы, второй — напротив, из степи и насчитывал по меньшей мере человек тридцать.

Внезапное появление этих двух отрядов произвело необычное действие: шум, который всего лишь минуту назад столь тщетно пытался остановить хозяин, стих, словно по волшебству, и воцарилась мертвая тишина.

Погонщики быков и мулов словно тени проворно вернулись к своим бивуакам, обмениваясь тревожными взглядами, так что огромная зала почтовой станции опустела в один миг и хозяин мог беспрепятственно выйти к своим невиданным посетителям.

При виде отряда всадников смертельная бледность разлилась по лицу хозяина, судорожный трепет пробежал по телу, и все, на что он был способен, это невнятным голосом пролепетать:

— Пресвятая дева Мария!

— Заткнись сию же минуту, — услышал он в ответ от высокого всадника, судя по суровому и властному виду, являвшегося начальником второго многочисленного отряда.