Том 13. Салли и другие

Взор Перси, как раньше взор Флоренс, начал отчаянно метаться, обращаясь то на небо, то на землю и обратно. Видно было, что человек сильно расстроен. Наконец, совладав со своим взором и направив его строго на меня, он

продолжил:

— Вскоре после завтрака я обнаружил ее одну в цветнике, где она срезала цветы, и поспешил предложить, что подержу корзинку.

— Очень любезно.

— Она поблагодарила меня, сказав, что будет очень рада, и некоторое время мы беседовали на нейтральные темы. Слово за словом, и я попросил ее быть моей женой.

— Молодчина!

— Как вы сказали?

— Я просто сказал: молодчина.

— Но почему вы сказали: молодчина?

— Ну, как бы подбадривал, мол, так держать.

— Понимаю. «Так держать». Пожелание, чтобы человек Действовал и дальше в том же духе, и являющееся знаком Дружеского одобрения?

— Верно.

— Но в данных обстоятельствах мне удивительно — я бы даже сказал, стыдно — слышать это из ваших уст, Вустер. Это поступок в дурном вкусе, приличия требовали бы воздержаться от насмешек и издевательств.

— Не понял?

— Если вы победили, это вовсе не причина издеваться над теми, кому не повезло.

— Извините, может, вы бы снабдили меня какими-нибудь комментариями…

Он досадливо поморщился.

— Я же сказал вам, что просил Флоренс быть моей женой, и сказал, что она мне сообщила нечто, повергшее меня в изумление. А именно — что она помолвлена с вами.

Тут я, наконец, понял, на что он намекает.

— О, а. Да-да, конечно. Ну, разумеется. Да, похоже, что мы обручились.

— Когда это произошло, Вустер?

— Недавно. Он хмыкнул.

— Совсем недавно, надо полагать, ведь еще вчера она была помолвлена с Чеддером. Ничего не разберешь, — сердито заключил Перси. — Голова кругом идет. Не поймешь, на каком ты свете.

Тут я не мог с ним не согласиться.

— Действительно, неразбериха.

— Просто с ума можно сойти. Представить себе не могу, что она в вас нашла?

— Я тоже не могу. Все это совершенно непонятно. Он свел брови, задумался. А потом продолжил:

— Взять ее недавнее увлечение Чеддером. Это, понапрягшись, все-таки можно понять. Он хотя и умственно отсталый, зато представляет собой эдакое молодое, сильное животное. И случается, что девушки интеллектуального склада тянутся к сильным молодым животным. Бернард Шоу положил этот мотив в основу своего раннего романа «Профессия Кэшела Байрона». Но вы? Уму непостижимо. Просто хилый мотылек.

— По-вашему, я похож на хилого мотылька?

— Если вы можете предложить более точное сравнение, буду рад его услышать. Я не вижу в вас ни крупицы обаяния и ни малейших признаков каких-либо качеств, которые можно было бы счесть привлекательными для такой девушки, как Флоренс. Диву даешься ее готовности постоянно терпеть в доме ваше присутствие.

Не знаю, как считаете вы, но, по-моему, я не особенно обидчивый человек. В общем и целом, скорее, нет. Но все-таки малоприятно, когда тебя называют хилым мотыльком, и кажется, я обрезал Перси Горринджа довольно резко.

— Вот, значит, как, — сказал я ему и погрузился в молчание. А поскольку он тоже не выказал желания поболтать о тот о сем, мы некоторое время простояли с ним, как два монаха из ордена траппистов,[49] случайно встретившихся на собачьих бегах. И я уже приготовился было, коротко кивнув, удалиться, но в последнюю минуту Перси остановил меня возгласом, по интонации и силе звука совершенно таким же, какой издал ночью Сыр Чеддер, обнаружив меня в шкафу под шляпными коробками. Он смотрел на меня сквозь свои очки-шоры с испугом, если не сказать — с ужасом. Это меня озадачило. Неужели ему потребовалось столько времени, чтобы разглядеть мои усы?

— Вустер! Господи ты боже мой! Вы без шляпы?

— За городом я обычно шляпы не ношу.

— Но на таком жарком солнце! Вы получите солнечный удар! Разве можно так рисковать?

Должен признать, что его забота меня тронула. Я почти перестал на него сердиться. Ведь, правда же, не многие так волнуются за здоровье людей, практически им не знакомых. И это доказывает, что бывает, иной наболтает тебе разной чуши насчет хилых мотыльков, а на самом деле под внешностью, которую, я думаю, всякий признает отталкивающей, у него доброе сердце.

— Да вы не волнуйтесь, — попытался я его успокоить.

— Я очень даже волнуюсь, — горячо возразил он. — Я настаиваю, чтобы вы либо надели шляпу, либо ушли в тень. Не хочу показаться назойливым, но ваше здоровье для меня, естественно, представляет большую ценность. Дело в том, что я поставил на вас в клубном первенстве по «летучим Дротикам».

Я ничего не понял.

— То есть как это? Как вы могли поставить на меня в клубном первенстве?

— Я неясно выразился. Очень разволновался. Правильнее сказать, я перекупил вас у Чеддера. Он продал мне билет с вашим именем. Так что вы можете понять мою нервозность при виде того, как вы ходите по такой жаре с непокрытой головой.

В жизни мне не раз случалось пошатнуться и чуть не упасть, но еще никогда не бывало, чтобы я пошатнулся и чуть не упал так основательно, как при этих словах. Минувшей ночью, если помните, я назвал свою тетю дрожащей осинкой. Эти же слова сейчас подходили ко мне самому, как обои к стене.