Я друг лесов, я воспитательДичков. Но осень так сыраИ шепчет ласточка. «Приятель,Менять квартиру нам пора!»Но лишь дождусь конца нивоза,Опять я тороплюсь сюда:Не пострадали ль от морозаМои питомцы? В чем нужда?Я обращаюсь к ежевике:«Расти нетронутой. А ты,Благоухай, тимьян мой дикий,Блюдите чистоту, цветы!»Слежу за ветром из-за двери, —Хочу по свисту угадать,Что он несет нам: ведь доверьяНельзя к обманщику питать.И лишь рассвет забрезжит серый,Минуты не теряя зря,Смотрю, апрель какие мерыПредпринял против января.Куда ни взглянешь — обновленье,Свершенье таинств и чудес:Великого преображеньяТьму побеждающий процесс.Люблю лишайник на ограде,Ползучий плющ, кусты ожин —Прически, солнцем шутки радиПридуманные для руин.Когда же, назло башням хмурым,Султанами их украшатьПриходит май, — я дряхлым дурамКричу: «Не сметь весне мешать!..»
ЖАННА СПИТ
Уснула. Утро лишь откроет ей глаза.Спит, в кулачке зажав мой палец, стрекоза.Благочестивые читаю я газеты.Уж как меня честят! Одна дает советы:Читателей моих всех в Шарантон упечь,Мои развратные произведенья сжечь;Другая просит всех прохожих со слезами,Чтоб самосуд они мне учинили сами;Мои писанья — о, тлетворней нет зараз! —Кишмя кишат в них все ехидны зла зараз;Для третьей это ад, а я — апостол черта;Нет, сам я сатана, антихрист для четвертой;Для пятой — встретиться со мной в лесу — конец!Кричит шестая: «Яд!»; седьмая: «Пей, подлец!»Я — Лувр ограбил. Я — когда-то обезглавилЗаложников. Народ я бунтовать заставил.На мне горит пожар Парижа. Я — злодей,Я — поджигатель, я — бандит, прелюбодей,Скупец… Но я бы стал не столь свиреп и мрачен,Будь императорским министром я назначен,Я — отравитель масс, убийца, троглодит…Так каждая из них орет, вопит, галдит,И скопом все меня чернят, хулят, поносят…Но тут дитя сквозь сон бормочет, словно просит:«Да ну их, дедушка! Будь милосердней к ним!»И нежно палец мой жмет кулачком своим.