Том 13. Стихотворения

Погряз ты в роскоши. Венец свой растопчи.
Он — ореолу враг. Небесные лучи
На злато не меняй. Ты, пастырь, в ликованье,
Но содрогаются народы от звучанья
Часов свершившихся, и бледный небосвод
Их боем полнится. С погостов звон плывет.
В набат ударили сегодня колыбели
По новорожденным, которых мы отпели.
Невинных берегись, которых превратил
Ты в проклятых! Страшись страстей, что распалил
Ты вожделеньями своими и тщеславьем.
О, эта суетность! Как гибельно мы правим!
Нет, братья, не затем дана нам в руки власть!
Ведь мы не короли, чтоб друг у друга красть
Все эти Страсбурга, Ганноверы, Эльзасы!
Из чьих сокровищниц богатствами запасся
Служитель господа? Обогатился ты
Не чем-нибудь иным — трудами бедноты.
И чем в твоей мошне бывает больше денег,
Тем меньше святости в душе твоей, священник.
Знай: много нищеты и горя на земле.
Блуждают девушки по вечерам во мгле.
А стихари твои, блеск риз в цветах Востока
И драгоценности, ласкающие око, —
Как призраки в ночи встают со всех сторон;
Из ясель ими взят Христос и умерщвлен.
Знай: нынче женщины с публичным свыклись ложем;
Ведь жить-то надо все ж; ведь мы им не поможем:
Там — голод бедности, здесь — похоть богача.
А у тебя атлас, и бархат, и парча,
И золото тиар… Для вас, для нищей голи,
О августейшие колодники бездолья,
Священным кажется богатый наш убор;
Для нас, священников, он — горе и позор!
Вот этот бриллиант, что митре дал сиянье,
Вот этот изумруд, чьи искристые грани
Покажутся морской пучины зеленей,
Все это темное мерцание камней —
Кровь ваша, молоко из грудей истощенных,
Дрожь, охватившая малюток обнаженных,
Паденье в пропасти неведомые! Вот
Что значит этот блеск! Расстался ты, народ,
С невинной радостью. Вы голодны, вы нищи;
Нет денег, чтоб платить за хлеб и за жилище,
И нет достоинства, и в сердце меркнет свет,
И нет плодов труда, и чести женской нет —
Утехи вашей! — Вот позор твой, пастырь! Все ты
Верни им! А себе оставим нечистоты!
Как! Есть предвечный бог. Он мыслит. Яркий свет
Нам шлет он без конца. Он движет сонм планет
И все живущее премудро образует,
И бытие свое он этим доказует.
Господь из темноты, где блещет метеор,
Зрачками ясных зорь глядит на нас в упор,
И цементирует он всю громаду мира,
Чтоб трещин не было в лазурности эфира,
И в ночь, когда вот здесь, над нашей головой,
Бушует ураган, сорвав намордник свой,
Вот эти небеса другими небесами
Уравновесил бог, даря нас чудесами,
Что и не снились нам: обильем голосов,
Зарниц над кручами, огней во мгле лесов.
Да, есть он, этот дух, непостижимый, зоркий!
Здесь, старцы, пастыри, мы рядимся в оборки,
Как девки падшие, и падки точно так
До драгоценностей и всяких мнимых благ,
И в криводушные впадаем мы восторги.
Но, не участвуя в презренном этом торге,
Властитель темных гроз, он жив! А мы в церквах
Иль под порталами в своих монастырях,
Меж складок мантии иль ткани золоченой,
Священнодействуя, толпе ошеломленной
Показываем: «Вот малюточка господь —
Глаза эмалевые, розовая плоть!»
Картонный Иисус! Из воска бог предвечный!
Несут его гулять, и славят бесконечно,
И перед алтарем на цыпочки встают —
А вдруг всевышнего столкнут и разобьют!
Что церковь, то святой… Мы их обожествляем, —
На это прихожан мы данью облагаем,
На ладан дышащих мы грабим без конца.
Рождает ненависть гремящие сердца,
И голода клыки вонзаются в людские
Жилища жалкие, в мансарды, в мастерские.
А мы? Наделали мы кукол золотых, —
Зовут Иоаннами Крестителями их, —
И уйма дев Марий в футлярчиках блистает;
Чтоб пустоту одеть, Голконды не хватает.
Порок гигантом стал, и прикрывает тьма
Девичью каторгу — публичные дома.
Я повторяю вам: все свечи вы зажгите,
И цугом, по два в ряд, все церкви обойдите, —
Но этой гнусности вам все же не унять.

Да! Хлеб вы у людей осмелились отнять.
Вы богатеете на нищете народной.
Невинность ангельская, будучи голодной,
Во тьму провалится! Вы даже голубка
Хотите превратить в орлана-буряка,
Чтоб идол пребывал в парче и позолоте.
Ведь эти женщины из крови и из плоти —
Цветы невинности, цветы любви святой —
Заплатят чистотой своей, и наготой,
И добродетелью, погибшей безвозвратно,
За ваших куколок нелепых. Вам понятно?
Вы слышите меня? Господь на высях гор
Так со сновидцами вел древле разговор.
А вы мечтательно воссели на престоле —
Затем, чтоб в демонов преобразиться, что ли?
О, будем же любить, любить, любить, любить!
О братья, следует нам рубище носить
И деревянное иметь в руках распятье,
Но голову держать должны мы выше, братья,
Чтоб нами помыкать не смели короли.
О старцы! Никаких поклонов до земли!
Лишь перед господом душа должна склониться.
Колеса — короли, вы — ось! Но колесница
Помчалась на народ, а он — опора вам!
Торговцы черные, заполнили вы храм.
Паденье жалкое — все ваше возвышенье.
Избыток ваш — грехов печальное кишенье.
Христос здесь распят вновь. Увидел он, что тут,
Под сытой церковью, голодный стонет люд, —
И скрылся; для него сокровища прелата —
Как блеск шакальих глаз. О рубище, будь свято!
Ведь в алой мантии я был души лишен.
Коль пастырь в саване, одет прекрасно он;
Всех добродетелей пример тогда он явит,
Служа страдающим; он судит тех, кто правит,
И слабостью своей он в ужас вгонит власть.
Ведь бог — со слабыми! В дерюгу облачась,
Я сею доброе. А вы? Плодите зло вы.
Вы сердцем злы… Да нет, скорей — пустоголовы!
Сапфиры, ониксы, рубины, жемчуга…
И мне вся эта пыль казалась дорога.
Да, братья, это все и я когда-то прежде
Имел в своей душе и на своей одежде,
Но роздал беднякам все это я в один
Прекрасный день, отцы.