И короли прочли то слово меж камнями.Кто мог бы зоркими их подстеречь глазами.В миг этот роковой, тот с дрожью б разглядел,Что бледны стали все три статуи, как мел.Молчали всадники; и все кругом уснуло;И если бы часы вдруг смерть перевернула,То слышно было бы шуршание песка.Вдруг голова всплыла; чернели два зрачкаНа восковом лице; кровь из нее бежала.Все трое вздрогнули. На рукоять кинжалаЛитого пращура легла рука, дрожа;Он голове сказал, отведавшей ножа(Беседы дьявольской и бездна устрашилась):«Ах! Искупление, что здесь осуществилось,Конечно, ангелом господним внушено?В чем грех твой, голова? В твоих глазах — черно,И ты бледней Христа распятого, чья мукаСпасала мир… В чем грех?»«Внук вашего я внука».«Чем ты владел?»«Венцом. О, как заря страшна!»«Как звать машину ту, что здесь возведена?»«Конец!» — вздохнула тень с покорными глазами.«Кем создана она?»«О предки, предки! Вами!»
***
Да будет так. Но то, в чем ненависти яд, —Не цель и не исход. И зори заблестят.И к счастью приведет, — что темнота ни делай,Труд, этот мученик смеющийся и смелый.Жизнь ясноглазая — всегдашний цвет могил;И над потопами — взлет голубиных крыл.Надежда никогда «ошиблась я» не скажет.Смелей, мыслители! Никто вам рук не свяжет;Над бездною ночной, над черной хлябью бедСтремите рой идей и гордой веры свет!