Том 14. Дневник писателя 1877, 1880, 1881

В третьей главе мартовского выпуска, являющейся своеобразным противовесом полемической второй, Достоевский приводит без купюр, но с небольшой стилистической правкой описание похорон доктора Гинденбурга из письма к нему от 13 февраля 1877 г. С. Е. Лурье. В ответе Лурье (11 марта 1877 г.) Достоевский предупредил о намерении использовать это место из письма в «Дневнике». После выхода в свет мартовского номера Достоевский с беспокойством спрашивал своего невольного «соавтора»: «…напечатал я о Гинденбурге по Вашему письму: не повредил ли Вам этим чем-нибудь в Вашем кругу?». Внимание и деликатность, не исключавшие принципиальной идейной полемики, вообще были нормой в общении Достоевского с добровольными сотрудниками-корреспондентами.

Апрельский выпуск Достоевский завершил выпиской из книги Ив. Аболенского «Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, по запискам архидиакона Павла Алеппского». Выписка эта была прислана наместником Троице-Сергиевой лавры, архимандритом Леонидом из Воскресенска 12 апреля 1877 г. Последний писал: «Прилагаемою при сем статейкою можете воспользоваться как интересным материалом для ваших статей по Восточному вопросу».[114] На письме архимандрита, отправленном в набор, сделаны технические указания Достоевского наборщикам и небольшая, но показательная правка автора-издателя: заглавие § 4 первой главы — «Мнение „тишайшего” царя о Восточном вопросе» — усеченная форма заголовка в письме («Мнение „тишайшего” царя о так называемом ныне „Восточном вопросе”»), в последнем предложении из выписки («На все это вельможи отвечали будто бы ему: господи — даруй по желанию сердца твоего») Достоевским зачеркнуто «будто бы». Наконец, некоторые слова в выписке Достоевский выделил курсивом.

Корреспонденты не только представляли Достоевскому нужные сведения и документы, которые в отдельных случаях становились литературными фактами в «Дневнике», подкрепляя идейно-психологические, эстетические и политические рассуждения и выводы автора и сливаясь с ними. Письма корреспондентов писателя нередко определяли содержание статей «Дневника». Так, ответом на «несколько запросов из Москвы и из губерний» явилась статья «Что значит слово: „стрюцкие”? (§ 1 первой главы ноябрьского выпуска).

Когда в октябрьском номере «Дневника» Достоевский объявил, что вынужден прекратить издание, он, как вспоминает А. Г. Достоевская, «стал получать от подписчиков и читателей „Дневника писателя” сочувственные письма, в которых одни соболезновали по поводу его болезни и желали ему выздоровления, другие выражали сожаление о прекращении журнала, так чутко отзывавшегося на все, что волновало в то время общество! Некоторые высказывали пожелание <…> чтоб было можно хоть изредка слышать его искренние суждения о выдающихся событиях текущей жизни. Таких писем в начале года (1878.— Ред.) пришло более сотни, и письма эти производили на мужа самые добрые впечатления. Они доказывали Федору Михайловичу, что у него есть единомышленники и что общество ценит его беспристрастный голос и верит ему».[115]

Значительная часть писем к издателю «Дневника» в первой половине 1878 г., видимо, утрачена, но и немногие сохранившиеся подтверждают справедливость свидетельства А. Г. Достоевской. Так, Н. Л. Озмидов, владелец фермы в Химках, писал Достоевскому 2 января 1878 г. огорченный извещением о прекращении издания: «У Вас только одного я вижу указания и разъяснения таких свойств человеческих, которых почти никто не видит и которые <…> существеннее всего действуют в обществах людских. Ужасно подумать, что на всю Россию вы один такой… И вот не можете или не хотите сообщить нам свои мысли. А между тем нарастает самая неотложная нужда говорить именно о том, что Вы затрагиваете в своих изысканиях. Я не знаю ничего более важного, сложного, более основного, более радикального, более здравомысленного затронутых вами вопросов».[116]