Работа над «Братьями Карамазовыми» затянулась до поздней осени, времени у Достоевского было так мало, что его не осталось даже для необходимых формальностей, связанных с будущим изданием. Он жаловался (в письме от 18 октября) М. А. Поливановой: «Верите ли, что у меня нет времени даже поехать в Главное управление печати и подать просьбу об издании „Дневника” в будущем году. До сих пор не ездил, а время уходит, пора публиковать». «Просьбу» Достоевский подал через неделю после этого письма, 25 октября: «Имея намерение возобновить с будущего 1881 года „Дневник писателя”, ежемесячное издание, издававшееся мною в 1876 и 1877-м годах, по подписке и с предварительною цензурою, имею честь покорнейше просить Главное управление по делам печати разрешить мне сие издание на тех же основаниях, как и прежде». Разрешение последовало незамедлительно: «25-го октября отставному подпоручику Федору Михайловичу Достоевскому разрешено возобновить с будущего 1881 года ежемесячное издание „Дневник писателя” на тех же основаниях, как это было разрешено в 1876 г.».
В ноябре и декабре Достоевский рассылает объявление о подписке.
Объявлениям, особенно в газетах, Достоевский придавал большое значение. Это нашло отражение в его письмах И. С. Аксакову (18 декабря) и Н. А. Любимову; последнему 29 ноября он сообщает о своей обеспокоенности задержкой появления объявления в «Московских ведомостях»: «Дней уже десять назад как жена моя послала в редакцию „Московских ведомостей” для напечатания объявление мое об издании в будущем году „Дневника писателя”, и однако же, объявление еще не появлялось <…> Не можете ли Вы справиться лично в редакции „Моск<овских> ведомостей”: что именно помешало напечатанию моего объявления о „Дневнике писателя” и таким образом ускорить это дело. Объявление в „Московских ведомостях” для меня необходимо; оно идет в глубь России, а „Голос”, „Новое время” и проч<ие> гуляют более по окраинам».
Были и другие обстоятельства, более серьезные, очень беспокоившие Достоевского. Он знал, что жить ему осталось немного. С тревогой писал 28 ноября брату, Андрею Михайловичу: «…принимаюсь теперь за „Дневник писателя”, и уже начал публиковаться в газетах. Главное страшит меня срочность выпусков. Это очень тяжело при моем здоровье»; И. С. Аксакову в письме от 3 декабря: «Хочу издавать „Дневник”, но до этого еще далеко. Подписка началась, но анфизема…».
Особенно Достоевского беспокоили возможные цензурные придирки. П. А. Гайдебуров так рассказывает о волнениях Достоевского, казавшихся в недолгий период либеральных послаблений и «новых веяний» почти чудачеством, анахронизмом: «По закону „Дневник писателя” должен был издаваться под цензурой, и за несколько дней до смерти Достоевский явился в Главное управление печати с просьбой — переменить ему цензора. Со стороны такого писателя как Достоевский всякая вообще просьба о цензуре имела очень курьезный вид, и потому начальник Главного управления, Н. С. Абаза, сказал ему:
— Да зачем же вам, Федор Михайлович, цензора? Какого еще вам нужно цензора?
— Нет… знаете… все лучше, спокойнее, — отвечал Достоевский.
— Ну, хотите, я вам сам прочту? — предложил г-н Абаза.
Достоевский, конечно, согласился, а г-н Абаза на другой же день лично доставил ему корректуру „Дневника”, которому — увы — пришлось сделаться уже посмертным изданием».[173]
Цензор последнего произведения Достоевского Н. С. Абаза принадлежал к числу либерально настроенных чиновников в новой администрации М. Т. Лорис-Меликова. Назначение его было с надеждой воспринято либеральной прессой, а уход с поста ознаменовал крушение их мимолетных надежд. Работа над «Дневником писателя» стоила Достоевскому немало усилий, но никаких осложнений с цензурой действительно не произошло. 27 января умирающий Достоевский внес последние поправки (чисто технические) в корректуру «Дневника писателя», судьба которого все еще продолжала его волновать: «Среди дня стал беспокоиться насчет „Дневника”, пришел метранпаж из типографии Суворина и принес последнюю сводку. Оказалось лишних семь строк, которые надо было выбросить, чтобы, весь материал уместился на двух печатных листах. Федор Михайлович затревожился, но я предложила сократить несколько строк на предыдущих страницах, на что муж согласился. Хоть я задержала метранпажа на полчаса, но после двух поправок, прочтенных мною Федору Михайловичу, дело уладилось. Узнав чрез метранпажа, что номер был послан в гранках Н. С. Абазе и им пропущен, Федор Михайлович значительно успокоился».[174]
Вышел январский выпуск «Дневника писателя» уже после смерти Достоевского.