Том 14. М-р Моллой и другие

Есть в языке невыносимые слова, для Китса — «отчаяние», для Джона — «брат».

— Точнее, — сказал он, — вроде идиота. Так я и знал, что ты будешь смеяться.

Пэт протянула руки через стол.

— Я не смеюсь, Джонни. Что тут смешного? Скорее уж, я плачу. Меньше всего на свете я хотела бы тебя обидеть. Ты — лучший из людей. Но, — она помолчала, — я не думаю о замужестве.

Она смотрела на него, пользуясь тем, что он, отвернувшись, смотрит на двухвостую спину дирижера. Да, лучший из людей. Чистый такой, добрый, надежный, не то что эти шустрые танцоры с усиками. И все-таки выйти за него — глупо. Брак — это, в сущности, приключение, а он такой уютный, домашний. Вот если бы он сделал что-нибудь романтическое…

— В прошлом году, — сказала она, — тут было получше. Джаз какой-то… Лица неприятные… Кстати, нравятся тебе эти Моллои?

— Вроде ничего, — отвечал Джон. — Хорошенькая девушка.

Пэт вздрогнула. Нет, что-то не так, словно появилась небольшая тучка.

— Да? — процедила она.

Именно тучка. Скажи это кто-нибудь другой, она бы поняла, что он хочет ее уколоть. Другой, но не Джонни! Он слишком честный. Честной была и она, а потому признала, что замуж — не замуж, но Джон ее собственность. Влюбляться в кого ни попадя он не вправе. В зале было жарко, и все же при одной этой мысли Пэт пробрал озноб.

— М-да-у… — сказала она.

Музыка оборвалась. Пары расселись. Мистер Моллой с дочерью вернулись к столику. Хьюго сидел на галерке, серьезно беседуя с Рональдом О. Фишем.

3

Рональд Овербери Фиш был очень румяным и очень важным. С Хьюго они учились в Итоне и Кембридже. Если Итон ими не гордился, то ему и хуже, что мы вправе сказать и о Тринити-колледже.[82] Хьюго всегда восхищался Ронни и невыносимо страдал, что должен его огорчить.

— Ты уж прости, старик, — сказал он сразу. — Уперся, и ни в какую.

— Ни в какую?

— Вот именно.

Ронни серьезно оглядел танцующие пары, вынул окурок из длинного мундштука и вставил новую сигарету.

— Ты его убеждал?

— Его убедишь!

— Я бы сумел, — сказал Ронни.

— Да, — согласился Хьюго, — но как? Я советовал тебя пригласить, а старый хрыч не хочет.

Ронни помолчал. Глядя на него, Хьюго думал, что могучий мозг взялся за дело.

— С кем это ты пришел? — спросил наконец Р. О. Ф.

— Высокий, белобрысый — мой кузен Джон. Девица в зеленом — Пэт, наша соседка.

— А те двое? Очень солидный субъект. Так и ждешь, что обратится к собранию.

— Томас Дж. Моллой. Американец. Не матче познакомились.

— Вроде бы не из бедных.

— Сейчас бедней, чем до матча. На тридцать фунтов.

— Если не ошибаюсь, твой дядя любит богачей?

— Обожает.

— Тогда все просто. Пригласи этого типа, а заодно и меня. Дядя на радостях перетерпит, ну а уж я им займусь. Миллионером, не дядей. За полчаса обработаю.

Хьюго оторопел. Да, это — ум, это — мозг. Особенно пленила его простота замысла.

— Дядя тебя разоряет, — сказал Ронни. — Наш клуб — золотое дно. Я ему об этом напомню. Когда мне приехать?

— Ронни, — сказал Хьюго, — ты гений. Только… — он замялся, — ты согласишься выступить на сельском концерте?

— Пожалуйста.

— Мы бы сыграли нашу сцену из «Юлия Цезаря».

— Прекрасно.

— Я уступлю тебе Брута.

— Ну, зачем же!

— Уступлю-уступлю.

— Ладно. Тогда договорись с этим типом и положись на меня. Понравится мне твой дядя?

— Нет.

— Ничего, — сказал покладистый Ронни, — я ему тоже не понравлюсь.

4

Джаз ненадолго даровал отдых барабанным перепонкам. У тех, кто подхватил саксофонный вирус, редко бывает большой перерыв между приступами. Вскоре они снова принялись за свое, и мистер Моллой галантно пригласил Пэт на танец. Дочь его, подмазывая губы, нежно засмеялась.

— Не знает, бедняжка, на что идет! — заметила она. Джон, впавший было в задумчивость, встрепенулся и обнаружил, что остался вдвоем с незнакомой девицей, которая, скорее всего, ждет занимательной беседы. Однако слов ее он не понял, а потому сказал:

— Простите?

Будь он менее отрешен, он бы не очень радовался. Мисс Моллой, зовущаяся Долли, принадлежала к тому виду девиц, с которыми застенчивому человеку нелегко. Конечно, она сверкала, но лучи были слишком острые. Желтые глаза глядели довольно грозно. В общем, скромностью она не отличалась и напоминала ему самку барса, которых он недолюбливал еще сильней, чем самцов.

— Я говорю, — объяснила она, — что ваша приятельница — храбрая девушка. Пошла танцевать с Мыльным!

— Простите, с кем?

Кажется, Долли Моллой все же смутилась.

— С моим отцом, — быстро ответила она. — Такое прозвище.

— Да? — растерялся Джон.

— Он очень интересный мужчина, но левша на обе ноги, — нежная дочь снова засмеялась. — Ну, вот, глядите!

Джон поглядел и не увидел ничего особенного. Напротив, для своих лет Моллой был очень прыток.

— Простите, — в третий раз сказал он, — я плохо разбираюсь в танцах.

— А Мыльный — еще хуже, — заверила дочь. — Дело не в том, что он наступает на ноги, это бы еще ничего, но он мечется! Вы хоть немного можете двигать ногами?

— Д-да… Кое-как… Вообще-то…

— Тогда — пошли. Мне просто не высидеть, когда они играют.

Джон нехотя встал и, уповая на Провидение, ввинтился в толпу.