Читаем Том 14. М-р Моллой и другие полностью

— Наверное, порезал палец, — предположил Джон.

— Так я и подумал, — сообщил констебль.

На подоконнике и впрямь отпечатался более или менее окровавленный палец. Как многое на свете, он казался важнее, чем был. Мистер Кармоди резонно заметил, что нелегко искать по всей Англии человека с порезанным пальцем.

— Да… — признал Джон.

Констебль сообщил, что сразу это понял.

— Остается одно, — покорно сказал дядя. — Позвонить в вустерскую полицию. Вряд ли они помогут, но надо соблюсти формальности. Пойдемте вниз, Моулд.

Отметив, что дядя держится стойко и с достоинством, Джон стал искать ключи. Трудно в таких случаях то, что никогда не знаешь, ключ это или нет. Может, они разбросаны повсюду и прямо взывают к тебе — но как их узнать? Вот Шерлок Холмс видел соломинку или какой-нибудь там пепел, а доктор Уотсон потом присобачивал к ним этикетку. Джон неохотно признал, что он ближе к Уотсону.

Размышления его прервал появившийся рядом Стергис.

2

— А, Стергис… — рассеянно, если не раздраженно сказал Джон.

Когда напряженно мыслишь, дряхлые дворецкие скорее мешают.

— Можно с вами поговорить, мистер Джон?

Джон решил, что можно, хотя и не нужно. Он уважал седину старого слуги, но очень уж это не ко времени.

— Ночью, мистер Джон, у меня был сильный приступ. Джон понял, что зря задавал заботливые вопросы. Когда ты на вершине блаженства, тебя тянет к ближним, поневоле проявишь участие. Но теперь он об этом жалел. Напрягаешь все силы, ищешь ключ, а тут слушай, как мямлят о всяких приступах!

— Я долго не мог уснуть, мистер Джон.

— Говорят, пчелы помогают.

— Пчелы, сэр?

— Ну, укусы. Кусает вас пчела, и яд или что там у них изничтожает хворь.

Стергис помолчал, и Джон подумал, что он собирается спросить, нет ли где хорошей пчелы; подумал — и ошибся Перед ним стоял не Стергис-страдалец, а Стергис-слуга, верный страж хозяйских сокровищ.

— Спасибо, мистер Джон, — сказал он, — но я веду не к этому.

Джон стал немного любопытней.

— Таинственное дело, Стергис. Влез в окно и вылез из окна.

— Нет, мистер Джон. В том-то и дело. Он спустился по главной лестнице.

— Откуда вы знаете?

— Я его видел, мистер Джон.

— Видели?

— Да, сэр. Я ведь всю ночь не спал.

Прежние угрызения бледнели перед нынешними. Только потому, что дворецкий блеет, как овца, он, то есть Джон, чуть от него не отмахнулся! А доблестный старик, нимало неповинный в том, что годы ослабили его голосовые связки, — это Deus ex machina, дар небес, нечаянная помощь. Дворецких не гладят по голове, но Джон чуть не погладил.

— Видели!

— Да, мистер Джон.

— Какой он?

— Не могу сказать, мистер Джон.

— Почему?

— Потому что я его не видел.

— Вы же видели!

— В переносном смысле, мистер Джон.

Угрызения притихли. Да, дворецкий именно мямлит, точнее — порет чушь.

— То есть как?

— Дело было…

— Вот что, расскажите мне все с начала.

Стергис пугливо оглянулся на дверь, и заговорил еле слышно, словно блеющая овца, которая держит в зубах вату.

— Значит, был у меня приступ. Терпел я терпел, и вдруг вспомнил, как мистер Хьюго советовал выпить виски без воды. Облегчает боль.

Джон кивнул. Что верно, то верно. Хьюго рекомендовал виски против всего, от ревматизма до разбитого сердца.

— Вылез я из постели, надел халат, мистер Джон, и только дошел до площадки, намереваясь заглянуть в погребец, который находится в столовой, как вдруг услышал нечто.

— Что именно?

— Такой звук, словно кто-то чихнул.

— Вот как?

— Да, мистер Джон. Я замер..

— Что? А, ясно. Замерли.

— Через некоторое время я прокрался…

— Что?

— Прокрался к этой двери.

— А, понятно! Зачем?

— Мне показалось, что чихают в галерее. И действительно, чихнули еще раза два или три. Потом кто-то направился к дверям.

— А вы что сделали?

— Вернулся на площадку, сэр. За полчаса до этого я бы не поверил, что обрету такую прыть. Из галереи вышел человек с саком. Держал он и фонарик, но только когда он спустился, я разглядел его лицо.

— Разглядели?

— Да, мистер Джон, на одно мгновение. И замер.

— Что? А, замерли! Почему? Вы его знаете? Стергис понизил голос.

— Я бы мог поклясться, мистер Джон, что это доктор Твист, из «Курса».

— Твист?

— Да, мистер Джон. Я никому не сказал, кроме вас, может подать за диффамацию. И потом, я толком его не видел. А главное, мистеру Кармоди навряд ли понравилось бы, что я собирался пить его виски. Так что очень вас прошу, и вы никому не говорите.

— Хорошо.

— Спасибо, сэр.

— Идите, Стергис. Я должен это обдумать.

— Сейчас-сейчас, мистер Джон.

— Я рад, что вы со мной поделились.

— Благодарю вас, мистер Джон. Завтрак доедать будете? Джон отринул все земное.

— Нет. Я буду думать.

— Бог в помощь, мистер Джон.

Оставшись один, Джон подошел к окну. Разум его работал с быстротой и четкостью, которой позавидовал бы всякий сыщик. Впервые подумал он, что в путаном рассказе Хьюго что-то есть. Вместе с сообщением Стергиса слова его немало значат.

Твист… Что о нем известно? Явился сюда невесть откуда, завел этот «Курс». А вдруг он прикрывает лечебницей темные делишки? Ученые преступники всегда заводят, как ее, ширму..

Перейти на страницу:

Все книги серии П. Г. Вудхауз. Собрание сочинений (Остожье)

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века