Том 14. Певерил Пик

— Разумеется. Неужели вы думаете, я бы стал помогать папистке войти в милость в такое время, когда достопочтенный милорд публично заявил в палате, что около короля не должно быть слуг и служанок из католиков, дабы его слух не оскорбляли ни лай, ни мяуканье? [54]

— Но подумай, Чиффинч: а вдруг она ему не понравится? Может ли старый Раули с его игривым умом и любовью ко всякой игре ума, с его необузданностью и любовью ко всему необузданному вступить в связь с глупой пуританкой, начиненной ханжеской добродетелью? Нет, будь она хоть самой Венерой!

— Ты в этом деле ничего не смыслишь, — отвечал Чиффинч. — Уверяю тебя, что внезапное превращение святой в грешницу особенно подстегнет интерес старика. Кому же его и знать, как не мне? За ее здоровье, милорд, и на колени, ежели хочешь когда-нибудь попасть в камергеры!

— Выпью охотно, — ответил его товарищ. — Но ты еще не сказал мне, как и где они познакомятся. Ведь не можешь же ты привезти ее в Уайтхолл?

— Ага, милорд, вы хотите все у меня выведать? Нет, этого я не могу позволить. Я могу разрешить приятелю одним глазком взглянуть на мою цель, но никто не должен знать, какими средствами я стану ее добиваться.

И, совсем захмелев, он хитро и многозначительно покачал головой.

Злодейский умысел, жертвою которого, как подсказывало ему сердце, должна была стать Алиса, так взволновал Джулиана, что он невольно шевельнулся и схватился за эфес шпаги.

— Тсс! — услышав шорох, сказал Чиффинч. — Мне чудится какой-то шум! Черт возьми!.. Я думал, что говорю с тобой наедине.

— Я прикончу любого, кто подслушал хоть одно слово из нашего разговора, — заявил кавалер.

Взяв в руки свечу, он поспешно осмотрел все углы комнаты, но, удостоверившись, что никого нет, поставил свечу на стол и продолжал: — Предположим, прекрасная Луиза де Керуайль [55] слетит со своего пьедестала, но как поднимете вы ниспровергнутый заговор? А ведь без этого заговора, что бы ты о нем ни думал, ничто не переменится: станет ли любовницей короля протестантка вместо папистки, маленькому Энтони без заговора легче не будет. Честно говоря, мне кажется, он сам его и породил на свет [56].

— Кто бы пи породил, — сказал Чиффинч, — он его усыновил и взлелеял. Ну ладно; хоть меня это и не касается, я еще раз сыграю роль святого Петра и вторым ключом отопру вторую тайну.

— Вот это по-приятельски. А я собственными руками откупорю новую бутылку, и мы выпьем за успех твоего плана.

— Ты, наверное, знаешь, — продолжал разговорчивый Чиффинч, — что они уже давно точат зубы на старую графиню Дерби. Послали наконец Неда — у него с ней давнишние счеты, тебе и это известно — с секретным предписанием, если удастся, захватить остров, прибегнув к помощи его старых друзей. А Нед все это время держал при ней шпионов и теперь без памяти рад, что час расплаты наконец настал. Только ничего у него не вышло, а старуха насторожилась и вскоре заставила Неда поплатиться за это. Ему пришлось убраться с острова ни с чем; и вдруг, черт его знает как, но он узнал, что ее величество старая королева Мэна отправила в Лондон нарочного собрать верных людей. Нед и пристроился к этому посланному — малый молодой, неопытный, сын старого неудачника, родовитого кавалера из Дербишира — и ему удалось так окрутить простачка, что он привез его прямо туда, где я, сгорая от нетерпения, ожидал ту самую красотку, о которой только что тебе говорил. Клянусь святым Антонием — а ведь это, знаешь, какая клятва — я только глаза вытаращил, увидев этого огромного деревенского детину, хотя, в общем-то, нельзя сказать, что он какой-нибудь там урод, — я только глаза вытаращил, как… как… ну, помоги же мне придумать сравнение!

— Как свинья святого Антония, — отозвался молодой лорд, — если такое сравнение тебя устраивает. Кстати, твои глаза, Чиффи, и похожи на свиные глазки. Но какое отношение имеет все это к заговору? Нет, хватит, я уже достаточно выпил.

— Не мешай мне, — сказал Чиффинч, и в наступившей тишине послышался звон стекла, будто вино наливалось в стакан его товарища очень нетвердой рукой. — Эй, что за черт? Что это значит? У меня рука никогда не дрожала, никогда.

— Ну, и что же этот незнакомец?

— Сожрал мою дичь и рагу, как обыкновенную говядину или баранину. В жизни не видел такого изголодавшегося юнца. Он и сам не знал, что глотает, а я мог только проклинать его, видя, как исчезают в невежественной пасти этого дикаря шедевры Шобера. Впрочем, мы позволили себе приправить его вино, а потом освободили его от пакета писем, и на другое утро этот олух отправился в путь с пакетом серой бумаги. Нед хотел было удержать его при себе, чтобы потом сделать свидетелем, но парень оказался не из такого теста.

— А как же вы докажете подлинность этих писем?

— Вы попали прямо в точку, милорд, — ответил Чиффинч. — Хоть на вас и расшитое платье, сейчас видно, что вы принадлежите к роду Фернивал и только смерть брата сделала вас придворным. Как доказать подлинность этих писем? Что ж, нужно только пустить птичку лететь с привязанной к ноге веревочкой, чтобы вернуть ее, как только понадобится.