Том 14. Сурикэ

— Вот сколько вопросов в один раз! — отвечал насмешливо незнакомец. — Тем не менее я отвечаю вам на все. Вы видите, что я недурно сложен; знайте же, малейшее подозрительное движение с вашей стороны — и я убью вас, как собаку, как бы вы ни были храбры.

— Милостивый государь!..

— Молчите, если хотите, чтобы я отвечал на ваши вопросы.

— Я жду…

— Чего вы ждете? Чтобы пришли к вам на помощь? Но вам известно лучше, чем мне, что вы один в этом совершенно отдельном помещении. Но, чтобы отнять у вас всякую надежду…

И незнакомец неожиданно набросился на Дусе и, несмотря на сопротивление последнего, повалил его на пол и крепко связал тонкими, но прочными веревками, бывшими, как оказалось, в порядочном количестве в карманах незнакомца.

Дусе, весь красный от гнева и усилия, извивался как змея, но все его старания были напрасны: несмотря на всю свою силу, он встретился с сильнейшим себя вдвое.

— Вот так хорошо, — сказал незнакомец, вставая и поднимая свои пистолеты, которые заткнул за пояс.

Потом он запер дверь на два оборота замка и ключи положил себе в карман.

— Теперь мы можем поболтать, не боясь, что нас побеспокоят, — продолжал незнакомец.

Он поднял Дусе на руки, посадил его в кресло, а другое подвинул для себя.

— Вы хотите знать, кто я? — спросил он.

— Да, — отвечал Дусе.

— Я тот, которого так же, как и друзей моих, вы ищете с таким ожесточением по приказанию графа Витре.

— Следовательно, вы Матье?

— К вашим услугам, — отвечал незнакомец, — я Матье и еще кто-кто.

— Я в этом не сомневаюсь, г-н Матье, — сказал Дусе с иронией, — поправьте свою маску, а то все лицо ваше видно.

Матье взглянул в зеркало и убедился, что Дусе говорил правду.

— Следовательно, мне бесполезно оставаться далее под маской?

— О! Совершенно бесполезно.

— Тогда перестанем продолжать наш разговор, — отвечал незнакомец и быстро спросил шпиона: — Сколько вам лет, Жак Дусе?

— Через месяц будет тридцать семь.

— Сделали ли вы ваше завещание?

— Я еще молод, чтобы думать о завещании.

— Неосторожно. Ваше несчастье, что вы увидели мое лицо.

Слова эти были сказаны таким тоном и с таким взглядом, что Дусе, несмотря на свою храбрость, задрожал.

— Но возвратимся к давнишнему разговору; пришел я к вам, чтобы поговорить о наших делах; с оружием — для того, чтобы заставить вас слушать меня.

— Но, любезный Матье, вы ошибаетесь с начала до конца.

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен.

— Вы хвастаете.

— Попробуйте и увидите; впрочем, самое лучшее, что вы можете сделать — это пустить сейчас же мне пулю в лоб.

— Я не так глуп; вы сделали мне вызов, я его принимаю.

— Какой вызов?

— Не вы ли сказали, что не будете говорить и ничто вас не принудит нарушить молчание?

— Да, сказал это и повторяю опять.

— Тем лучше. Я заставлю вас говорить, вот и все.

— Желал бы я знать, как.

— Узнаете скорее, чем предполагаете; теперь десять часов, с восходом солнца мы отправимся в путь.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Очень просто; все готово, и я уведу вас отсюда в одну знакомую мне индейскую деревню, обитатели которой мои друзья.

— Что вы еще вздумали?

— Я отвечаю на ваши вопросы; дикие обладают чудесным средством заставлять людей говорить, и вы увидите после семи— или восьмичасовой пытки, что вы заговорите, то есть заболтаете, как сорока, так что не успеют вас и остановить. Я иду известить своих товарищей, которые мерзнут в переулке, где вдобавок не пахнет розами. Но прежде позвольте мне завязать вам рот, а то вы в мое отсутствие призовете на помощь, я же ненавижу скандалы, как вы ненавидите говорить, когда вас об этом просят.

— Вы меня хотите выдать дикарям? — спросил Дусе, содрогаясь.

— Непременно. Я решил, что заставлю вас исполнить свое желание. Вы отказываетесь, и прекрасно; не будем больше говорить об этом.

— Еще слово.

— Говорите.

— Дайте мне честное слово дворянина.

— Вы не можете знать, дворянин я или нет.

— Мне кажется, что вы дворянин.

— Положим. Зачем же вы требуете от меня слова?

— Вы серьезно выдадите меня диким?

— Да, чтобы вас пытали. Даю вам слово, завтра утром вы будете в руках индейцев.

— Хорошо, я скажу вам все.

— Скоро, — проговорил Матье, нахмурив брови, — не слишком ли скоро вы решились?

— Потому, что я вас знаю, граф де Вилен.

— Ты меня знаешь? Как? Где ты меня знал?

— Я вас знаю со дня моего рождения. Я родился во владениях вашего сиятельства; предки мои служили вашей благородной семье более ста лет; отец мой, если он только жив, ваш управляющий.

— А! Так это ты тот негодяй, упрямая башка, Ивон Кальбри, с которым никто не мог справиться?

— Да, ваше сиятельство.

— Подожди немного.

Граф одним движением руки освободил его от веревок.

— Теперь ты свободен.

— Благодарю, ваше сиятельство.

— Твой отец достойный человек, и я его люблю. Если ты не знаешь, то я тебе сообщу, что он жив еще. Я имел от него известия месяц тому назад.

— Ему почти восемьдесят лет, но он крепок, как гранит наших берегов.

— Ты переменил имя?

— Несколько раз, ваше сиятельство.

— Давно уж я потерял тебя из виду.

— Да, и все-таки двенадцать лет тому назад я имел счастье оказать вам большую услугу.

— Ты? Ты бредишь?

— Я говорю истину, ваше сиятельство.