Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке

Известность и популярность Золя началась значительно раньше в России, чем на его родине или в других западных странах. Самым крупным фактом в истории отношений французского романиста с русским читателем явилось сотрудничество Золя в «Вестн. Европы» в период с 1875 по 1880 г. Здесь (задолго до их появления во Франции) печатались его ежемесячные «Парижские письма», в которых впервые и была развернута теория «натурализма» и «экспериментального романа». Эти термины, сопровождавшиеся к тому же постоянными ссылками на «научность», «физиологию», «медицину» и т. п., на русской почве 70-х годов ассоциировались вначале с радикальной общественной программой, а также с демократическими традициями того левого крыла русской «натуральной школы», теоретиками которой являлся Белинский и из недр которой вышли Герцен, Некрасов, Тургенев, Салтыков и др. Позднее, когда по мере появления «Парижских писем» все полнее и точнее выяснялась сущность проповедуемых Золя теорий, они стали терять свою первоначальную популярность. Демократического читателя в России начали отталкивать от Золя-теоретика формулируемые им требования «объективизма», отказа от прямых политических суждений и общественных оценок («Я не хочу, как Бальзак, решать, каков должен быть строй человеческой жизни, быть политиком, философом, моралистом…»), его биологизм, его тенденция в человеке видеть «человеческое животное», наконец, его резко полемические выступления против недавних кумиров — Жорж Санд, Гюго и Бальзака. Золя начинает подвергаться ожесточенным нападкам (статьи в «Отеч. зап.», «Деле» и др.). Резкость этих нападок испугала редактора «Вестн. Европы» М. М. Стасюлевича. Вскоре он вынужден был отказаться совсем от сотрудничества Золя, но прежде этого в первых книжках 1879 г. он решил изгнать из «Парижских писем» «одиозные» термины «натурализм», «натуралистический» и заменил их соответственно «реализм», «реалистический». Известно, однако, что Золя, теоретически обосновывая (в кн. 1879 г. «Экспериментальный роман» и др.) новое литературное течение, не только настаивал на наименовании его «натурализмом», но и прямо отграничивал это понятие от ранее существовавшего «реализма». Салтыков же пишет, явно имея в виду литературные манифесты Золя: «современная французская литература… не без наглости подняла знамя реализма» и т. д. Это объясняется тем, что Салтыков знакомился со статьями Золя, против которых он здесь полемизирует, по «Вестн. Европы» и, естественно, усвоил введенную журналом неправильную терминологию. Характерно, что и Н. Михайловский в «Литературных заметках» («Отеч. зап.», 1879, № 9) также говорит не о «натуралистах», а о «нынешних французских реалистах».

Даже в Бальзаке, несмотря на его социально-политический индифферентизм… просачивалась тенденциозность… — то есть идейность. Отношение Салтыкова к Бальзаку характеризуют следующие строки из письма А. С. Суворина к Ю. Д. Беляеву от 21 декабря 1899 г.: «Мне иностранные книги дали очень много, именно тем, что будили мысль… Вы несомненно талантливый человек, но еще очень молодой. Я помню молодого человека, который назывался Салтыковым, он был старше меня, конечно. У него любимым писателем был Бальзак. Я жил у него в усадьбе с детьми в 1875 г. и из его библиотеки познакомился с Бальзаком» (Ленинградский государственный театральный музей. Архив Ю. Д. Беляева. Неизд.).

…«Ассомуар»… в нем… на первом плане фигурируют представители… «новых общественных наслоений»… — Роман «L’Assomoir» («Западня», 1877) посвящен рабочему классу.

Капитан Гарсен — тот самый, который во время торжества версальских войск над коммуной расстрелял депутата Милльера, за «вредное направление» его литературной деятельности… — В книге А. Зеваэса «История Третьей республики» приведено описание этой казни республиканского депутата и социалиста Милльера, рассказанное самим капитаном Гарсеном. Заимствуем отсюда несколько строк. «Я сказал Милльеру, — повествует палач, — что по приказу генерала <де Сиссэ. — С. М.> он должен быть расстрелян. Он спросил меня: «За что?» Я ответил ему: «Я вас знаю только по имени, но я читал ваши статьи, которые меня возмущали…» По приказу генерала он должен был быть расстрелян в Пантеоне на коленях, прося прощения у общества за то зло, которое он причинил ему… Я велел поставить его на колени, и тогда было приступлено к казни. Он крикнул: «Да здравствует человечество!» — и хотел крикнуть еще что-то, но упал, сраженный пулями (изд. на русск. яз., М.-Л. 1930, стр. 42).