Том 15. Чудеса лунной ночи

Дорожная надпись предполагала, что здешние потомки общего нашего предка-люди, юмора не лишенные, и мы решили это проверить. А как? Неандертальцы еще не спали, но музейчик и все заведения, кроме ресторана «Неандертальский двор» и парикмахерской, были закрыты. Мы стали поджидать жертву. К ресторану подъехал черный, как ночь, «Мерседес».

Из него вышли дама в шуршащем платье до пят и почтенный мужчина раза в два старше своей подруги. Эти шутку могли не понять.

Но вот появился индивидуум попроще и стал поправлять меню, висевшее на двери.

— Скажите, не могли бы мы здесь увидеть кого-нибудь из неандертальцев?

— Он перед вами. Чем могу служить?

Мы посмеялись вместе и познакомились.

— Заходите, — сказал Манфред Штайнебах, — сегодня отличная заячья спинка.

Украдкой взглянув на цены в меню, мы честно сказали неандертальцу, что сегодня на ужин предпочитаем скушать не заячью спинку, а сосиски или яичницу. Неандерталец оценил откровенность и задержался с нами минут на десять, объяснив, что местечко живет туризмом, что все тут действительно дорого, рассказал, где именно были отрыты знаменитые кости, и что мы могли бы увидеть в музее.

Перед музеем стояла скульптура из алебастра, окрашенная серебристой краской. Невысокого роста дебил держал в правой руке дубинку, а в левой — камень.

— Неужели при столь высокой стоимости заячьей спинки нельзя создать что-нибудь более приближенное к оригиналу?

— Вы правы. Этот никуда не годится.

Скульптуру поставили, когда сюда только-только зазывали туристов. Изуродовали человека! Несомненно, он был не таким неприятным.

Манфред Штайнебах заверил нас, что уже через год не только скульптура будет другая, но и весь музей тоже. «Сорок миллионов будет затрачено. Вы понимаете — сорок!»

В новом музее неандертальца предполагают одеть в современный костюм — показать: он был совсем недалек от современных мужчин-неандертальцев.

Мы прошлись по поселку. Было тепло и тихо. В кустах журчала речка Неандерталь. Лаяла где-то незлобно собака, и плакал, возражая что-то матери, неандерталец лет трех-четырех. Все окна в домах светились голубым светом — потомки древнего человека смотрели футбол.

В поисках впечатлений заглянули мы в почему-то открытую парикмахерскую. Цирюльник-неандерталец кинулся к нам, как бросается долго ждавший паук на муху, залетевшую в паутину. Плата за стрижку равнялась плате за спинку зайчика в ресторане. Но мы покорились судьбе и, расставшись со скудным излишком волос, обогатились тремя историями, одна из которых к истории древнего человека отношения не имеет, но объясняет, почему одеколон называют одеколоном и почему немецкая знаменитая фирма душистых снадобий имеет цифровое название «47/11».

Так вот, одеколон по-французски означает: «вода из Кельна». А названием фирма обязана Наполеону. Это он, заняв Кельн, приказал для порядка пронумеровать все дома. Постройка, где делали духовитую воду, получила номер 47/11.

— Чего только не было у людей со времен, когда жили неандертальцы! — сказал парикмахер.

Он с увлечением рассказал нам все, что написано о нашем предке в энциклопедии.

А о здешних местах сказал так: «Да у нас, если только как следует покопать, этих неандертальцев не сосчитаешь!»

Улыбка города

«Пойду-ка я в город Бремен и стану там уличным музыкантом», — подумал осел, когда хозяин выгнал его из дома.

При слове Бремен что каждый из нас вспоминает? Старинную сказку! Хорошо ли знаем географию или плохо, с детства мы помним, что есть где-то Бремен… Бремен лежал у нас на пути.

Делать в городе было нечего. Но в путевой книжечке мы прочли: «Есть памятник сказочным музыкантам». И решили заехать.

В середине города хода машинам нет. Только пешком. И это делало древний немаленький Бремен уютным и привлекательным. На самом почетном месте на людной площади город дерзнул поставить монумент свинопасу — пастух с рожком, а рядом — собака и десяток свиней с поросятами. Взрослые улыбались. Ребятишки визжали от удовольствия, залезая на бронзовых хрюшек.

В поисках сказочных музыкантов мы завернули за угол и вдруг увидели музыканта живого. У палаток, где продавались шары, открытки и сладости, играл шарманщик. Он был во фраке, в белых перчатках, с галстуком бабочкой и в котелке. Одежда предупреждала: не принимайте меня за нищего — я на работе. Инструмент его, походивший на сундучок, поставленный на попа, внизу снабжен был колесами. И музыкант легко менял место на площади. Сбоку шарманки на стульчике сидела тряпичная обезьянка-завхоз.

Когда в железную кружку залетала монетка, обезьянка благодарно салютовала.

Бременские музыканты.

Множество ребятишек желало увидеть это приветствие. Подходили и взрослые. Шарманщик всем кивал, улыбаясь, и, смотря по тому, какая группа туристов тут появлялась, играл то «Дунайские волны», то «Марсельезу». Был он очень уместен на этой старинной площади. Казалось, он тут и родился в какую-нибудь новогоднюю ночь сразу с усами, с бородкою клином, с озорною улыбкой.