Том 15. Дела и речи

Было бы чудесно, если бы маленький народ дал урок большим народам и, свершив одно это, стал бы более великим, чем они. Было бы чудесно, если бы среди распространяющегося отвратительного мрака, среди усиливающегося варварства Бельгия, осуществляя во имя цивилизации миссию великой державы, внезапно осветила человечество блеском истинного света, провозгласив неприкосновенность человеческой жизни, — и это в условиях, когда наилучшим образом проявляется величие принципа, ибо речь идет не о каком-либо революционере или иноверце, не о каком-либо политическом противнике, а о девяти несчастных, недостойных иного сострадания, кроме сострадания философского, — и окончательно отбросила в небытие это чудовище, смертную казнь, прославившую себя только тем, что она воздвигла на земле два распятая: распятие Иисуса Христа над Старым Светом и распятие Джона Брауна — над Новым.

Пусть великодушная Бельгия подумает об этом. Ей, Бельгии, эшафот в Шарлеруа нанесет непоправимый ущерб. Когда философия и история бросают на чашу весов цивилизацию, отрубленные головы перетягивают.

Говоря об этом, я выполняю долг. Окажите же мне содействие, милостивый государь, предоставив место в вашей газете во имя этого горестного и великого дела.

Виктор Гюго.

АРМАНУ БАРБЕСУ

Отвиль-Хауз, 15 июля 1862

Брат мой по изгнанию!

Если человек был, подобно вам, бойцом и мучеником прогресса; если он принес в жертву святому делу демократии и гуманизма состояние, молодость, право на счастье, свободу; если он во имя служения идеалу пошел на все виды борьбы и перенес все виды испытаний — клевету, гонения, отступничество друзей, долгие годы тюрьмы, долгие годы изгнания; если самоотверженность довела его до ножа гильотины; если человек все это совершил, — все перед ним в долгу, а он никому ничего не должен. Тот, кто все отдал человечеству, рассчитался с любой отдельной личностью.

Вы не можете быть неблагодарны по отношению к кому бы то ни было. Если бы двадцать три года тому назад я не сделал того, за что вам угодно выразить свою признательность, я был бы — и теперь я это отчетливо вижу — неблагодарным по отношению к вам.

Все то, что вы сделали для народа, я рассматриваю как услугу, оказанную и лично мне.

В то время, о котором вы мне напоминаете, я лишь выполнил свою обязанность, прямую обязанность. Если на мою долю и выпало тогда счастье уплатить вам частицу всеобщего долга, все же этот миг ничто по сравнению со всей вашей жизнью, и все мы по-прежнему остаемся вашими должниками.

Моей наградой, если допустить, что я заслужил какую-то награду, был сам поступок. И все же я, глубоко растроганный вашей великодушной признательностью, с волнением принимаю ваши благородные слова, обращенные ко мне.

Я отвечаю вам, еще находясь во власти чувств, вызванных вашим письмом. Как прекрасен луч, дошедший из вашего одинокого убежища в мое! До скорого свидания в этом мире или в ином. Приветствую вашу возвышенную душу.

Виктор Гюго.

РЕЧЬ НА БАНКЕТЕ В СВЯЗИ С ВЫХОДОМ В СВЕТ «ОТВЕРЖЕННЫХ» Брюссель, 16 сентября 1862 года

Господа!

Не могу передать, как велико мое волнение; будьте же снисходительны, если мне не хватит слов.

Если бы я должен был отвечать только достопочтенному бургомистру Брюсселя, моя задача была бы проста. Для прославления должностного лица, чья популярность столь заслуженна, и города, чье гостеприимство столь благородно, я мог бы повторить то, о чем говорят все, — я мог бы стать отголоском, и только. Но как выразить мою признательность за остальные красноречивые и сердечные приветствия, обращенные ко мне? Рядом с авторитетными книгоиздателями, которым мы обязаны плодотворной идеей международного книжного обмена — своего рода подготовительного звена для установления связи между народами, — я вижу на этом собрании публицистов, философов, прославленных писателей — красу и гордость литературы, красу и гордость цивилизованного континента. Я взволнован и смущен тем, что являюсь центром этого празднества высоких умов, что все эти почести относятся ко мне, тогда как я — всего лишь совесть, покорная велениям долга, и сердце, готовое к жертвам.

Выразить признательность этому городу в лице его главного должностного лица было бы нетрудно, но, повторяю, как выразить признательность всем вам? Как пожать одним рукопожатием все ваши руки? Впрочем, это тоже нетрудно. Что олицетворяете собой все вы, собравшиеся здесь, — писатели, журналисты, издатели, типографы, публицисты, мыслители? Всю энергию ума, все формы гласности. Вы — передовой отряд человеческой мысли, новый орган нового общества, вы — Пресса! Итак, я провозглашаю тост за прессу!

За прессу всех народов! За прессу свободную! За прессу могучую, славную и плодотворную!

Господа, пресса — это светоч общества, а во всем, что несет в себе свет, есть частица провидения.