— Мы берем пять тысяч долларов за курс лечения, мистер Гордон, гарантируя положительный исход. У нас есть все основания для такой гарантии.
Я глубоко вздохнул.
— За такие деньги вполне естественно ожидать положительного исхода.
Он печально улыбнулся. В этом заведении, видимо, все специализировались на чисто печальных улыбках.
— Вам, мистер Гордон, возможно, сумма покажется значительной, но наши пациенты принадлежат к высшим слоям общества.
— Сколько времени длится лечение?
— Все зависит от пациента. Примерно недель пять, а если мы имеем дело с очень трудным случаем — недель восемь, не больше.
— И результат гарантирован?
— Разумеется.
Я знал, что не найдется сумасшедшего, который одолжил бы мне пять тысяч долларов. У меня не было никакой возможности раздобыть такую сумму.
Я решил испытать, не клюнет ли он на мою приманку.
— Видите ли, доктор, это несколько больше того, что я в состоянии заплатить. Девушка обладает изумительным голосом. Если я смогу вылечить ее, она будет зарабатывать огромные деньги. А что, если вы согласитесь войти со мной в пай и получать процентов двадцать со всех ее гонораров впредь до выплаты пяти тысяч долларов? Затем вы получите еще три тысячи в качестве процентов.
Едва договорив, я понял, что допустил ошибку. Лицо Клинци стало равнодушным, в глазах появилось отсутствующее выражение.
— Мы не занимаемся такими делами, мистер Гордон. Моя лечебница переполнена. Плату за лечение мы всегда принимаем только наличными: три тысячи при поступлении больного и две — перед выходом из больницы.
— Но тут же совершенно особый случай…
Его палец с наманикюренным ногтем потянулся к кнопке звонка на письменном столе.
— Извините, но таковы наши условия.
Он с удовольствием нажал кнопку.
— Но если я все же достану денег, вы действительно гарантируете результаты?
— Результаты лечения? Конечно.
Он уже стоял. Открылась дверь, вплыла медсестра. Оба они опять печально улыбнулись мне.
— Если ваша клиентка, мистер Гордон, все же захочет лечиться, пожалуйста, поскорее известите нас. Желающих много, и не исключено, что нам будет трудно или даже невозможно принять ее.
— Спасибо. Буду иметь в виду.
Доктор Клинци подал мне холодную белую руку, словно оказывал величайшую милость, а затем медсестра проводила меня до двери.
По дороге в меблированные комнаты я обдумывал все сказанное доктором и впервые в жизни пожалел, что не располагаю хотя бы некоторой суммой денег. Но была ли у меня хоть тень надежды раздобыть где-нибудь нужные пять тысяч? Если бы я с помощью чуда достал их и заплатил за лечение Риммы, она, а вместе с ней и я вскоре оказались бы на вершине славы.
Размышляя, я медленно шел по улице, пока не поравнялся с большим магазином патефонов и радиоприемников. Я остановился у витрины и стал рассматривать яркие конверты с долгоиграющими пластинками, представляя, как выглядела бы Римма на одном из них. В глаза мне бросилось висевшее за стеклом объявление: «Запишите свой голос на ленту! Трехминутная запись — 2 доллара 50 центов. Носите свой голос в кармане, чтобы удивлять друзей!»
У меня тут же возникла идея.
Если записать голос Риммы на пленку, можно будет не опасаться повторения того, что случилось в «Голубой розе». Мне останется лишь прокручивать ленту, и, может, кто-нибудь все же заинтересуется и одолжит мне деньги для лечения Риммы.
Я поспешно направился в пансион.
Римму я застал уже одетой. Она сидела у окна и курила. Девушка повернулась ко мне и ожидающе взглянула на меня.
— Доктор Клинци утверждает, что он может излечить тебя, — сказал я, усаживаясь на кровать. — Но нужны деньги. Пять тысяч.
Римма сморщила нос, пожала плечами и снова уставилась в окно.
— Ничего невозможного нет, — продолжал я. — У меня появилась идея. Мы запишем твой голос на ленту. Не исключено, что кто-нибудь из тех, кто выпускает пластинки, послушав твой голос, даст денег. Пошли.
— Ты совсем сошел с ума. Никто тебе таких денег не даст.
— Предоставь это решать мне. Пошли. Мы исполним «Некоторые дни», — сказал я по пути в магазин. — Ты знаешь эту вещь?
Римма ответила, что знает.
— Петь надо как можно громче и быстрее.
Продавец магазина, проведший нас в студию звукозаписи, выглядел неприветливым и скучающим. Он, несомненно, видел в нас чету бездельников, которые от нечего делать решили выбросить на ветер два доллара пятьдесят центов и только зря отнимали у него время.
— Мы вначале прорепетируем, — заметил я, усаживаясь за пианино. — Громко и быстро.
Продавец включил звукозаписывающий аппарат.
— Никаких репетиций. У нас не полагается, — ответил продавец. — Я буду регулировать исполнение в процессе записи.
— Нет, вначале мы прорепетируем. Вам, может быть, это и безразлично, а нам нет.
Я заиграл мелодию в несколько более быстром темпе, чем обычно. Римма запела. Я взглянул на продавца. Голос девушки, видимо, ошеломил его: раскрыв рот, он словно в оцепенении смотрел на нас.
Никогда еще Римма не пела так хорошо. Это действительно было пение!
После первого куплета я остановил девушку.
— Боже милосердный! — приглушенным шепотом воскликнул продавец. — В жизни не слышал ничего подобного!