Том 15. Простак и другие

И мы вместе состряпали письмо, в результате которого и состоялась двумя днями позже важная встреча в клубе с Арнольдом Эбни, магистром гуманитарных наук из «Сэнстед Хауса», Хэмпшир.

Мистер Эбни оказался долговязым, вкрадчивым, благожелательным человеком с оксфордскими манерами, высоким лбом, тонкими белыми руками и воркующей интонацией. В общем, он производил впечатление скрытой важности, точно постоянно находился в контакте с великими. Было в нем нечто от семейного адвоката, которому поверяют свои секреты герцоги, и что-то от капеллана королевского замка.

Ключ к своему характеру он раскрыл в первую же минуту нашего знакомства. Мы только что уселись за стол в курительной, когда мимо прошаркал пожилой джентльмен, бегло кивнув нам на ходу. Мой собеседник тут же, чуть ли не конвульсивно вскочив на ноги, ответил на поклон и снова медленно опустился в кресло.

— Герцог Дивайзис, — полушепотом сообщил он. — Достойнейший человек. Крайне. Его племянник лорд Роналд Стоксхей был одним из моих учеников. Замечательный юноша.

Я заключил, что в груди мистера Эбни еще горит старый феодальный дух.

Мы приступили к делу.

— Итак, мистер Бернс, вы желаете стать одним из нас? Войти в гильдию преподавателей?

Я попытался изобразить, будто только того и жажду.

— Что ж, при определенных обстоятельствах, в которых… э… могу сказать, нахожусь и я сам, нет более радостной профессии. Работа наша очень важна. А как поразительно наблюдать за развитием молодых жизней! Что там, помогать им развиваться. В моем случае, могу добавить, существует дополнительный интерес — в моей школе формируются умы мальчиков, которые в один прекрасный день займут место среди наследственных законодателей, этой маленькой кучки энтузиастов, которые, несмотря на вульгарные атаки крикунов-демагогов, по-прежнему вносят свою лепту, и немалую, в благосостояние Англии. Н-да…

Он приостановился. Я сказал, что придерживаюсь того же мнения.

— Вы ведь выпускник Оксфорда, мистер Бернс? По-моему, так вы писали? А-а, вот ваше письмо. Да, именно. Вы учились в… э… а, да. Прекраснейший колледж. И декан его — мой старинный друг. Может, вы знали моего бывшего ученика лорда Ролло? Хотя нет, он учился там после вас. Превосходнейший юноша. Изумительный… Вы получили степень? Да, получили. И представляли университет в командах крикета и регби. Чудесно! Mens sana in… э… corpore sano.[1] О, как это верно!

Бережно сложив письмо, он снова убрал его в карман.

— Ваша главная цель поступления в мою школу, мистер Бернс, как я понимаю… э… узнать основы дела. У вас мало или совсем нет опыта?

— Нет, никакого.

— Следовательно, лучше всего для вас, несомненно, поработать какое-то время учителем. Таким образом вы получите глубокие знания, научитесь ориентироваться в лабиринтах нашей профессии, что сослужит вам хорошую службу, когда вы станете организовывать собственную школу. Учительству можно научиться только на практике. «Только те, кто… э… смело встречает опасности, постигают её тайну». Да, я, безусловно, рекомендовал бы вам начать с нижней ступеньки, покрутиться хотя бы какое-то время в колесе практики.

— Конечно, — покивал я. — Само собой.

Он остался доволен моим согласием. Я заметил, что директор облегченно вздохнул. Думаю, он ожидал, что я заартачусь, услышав о практической работе.

— Так совпало, — продолжил он, — что мой учитель классических языков уволился в конце последнего семестра. Я хотел обратиться в агентство, когда получил ваше письмо. Как вы считаете, вы… э…

Мне надо было подумать. Я чувствовал добрую расположенность к Арнольду Эбни, и мне не хотелось наносить ему слишком существенный урон. Я намеревался украсть у него мальчишку, который, как ни формируй его ум, не превратится в законодателя страны, но, несомненно, вносил свою лепту в ежегодный доход директора и не желал усугублять свое преступление, выступая к тому же и в роли бесполезного учителя. Что ж, рассудил я, пусть я и не Джоуитт,[2] но все-таки латынь и греческий знаю достаточно и сумею обучить начаткам этих языков маленьких мальчиков. Совесть моя успокоилась.

— С радостью, — ответил я.

— Ну и отлично. Тогда давайте считать, что это… э… решено, — заключил мистер Эбни.

Повисла пауза. Мой собеседник начал чуть беспокойно поигрывать пепельницей. Я недоумевал, в чем дело. А потом меня осенило. Мы подошли к низменному — нам предстояло обсудить условия.

Поняв это, я сообразил, как смогу бросить еще одну подачку своей требовательной совести. В конце концов, всё дело упиралось в твердые деньги. Похитив Огдена, я лишу мистера Эбни денег, но, выплатив вознаграждение, верну их.

Я быстренько прикинул: сейчас Огдену около тринадцати лет. Возрастной предел в приготовительной школе приблизительно до пятнадцати. В любом случае пестовать его «Сэнстед Хаус» мог только один год. О гонораре мистера Эбни придется догадываться. Для гарантии я определил сумму по максимуму и, сразу переходя к сути, назвал цифру.