Том 15. Простак и другие

— Нету, — сумрачно объявил он.

— Тогда можешь опустить, — разрешил МакГиннис.

— Спасибо.

— А ты оставайся тут, приглядывай за ребятней. Двинулись, Сэм.

Мы вышли из комнаты, я — впереди, Бак — чуть ли не вплотную следом. Изредка он предостерегающе тыкал мне в спину верной пушкой.

2

Когда мы вышли в коридор, я сразу увидел человека, лежащего у парадной двери. Свет лампы падал ему на лицо, и я узнал Уайта. Руки и ноги были связаны. Пока я смотрел на него, он пошевелился, точно бы стараясь разорвать узы, и я почувствовал облегчение. Тот шум, который донесся до меня в классе, в свете последующих событий представлялся весьма зловещим, и я с облегчением увидел, что он еще жив. Я догадался, и совершенно правильно, как выяснилось впоследствии, что злодеи использовали мешок с песком. Его оглушили в тот самый момент, как он открыл дверь.

Рядом с комнатой Глоссопа стоял, привалившись к стене, еще один субъект в полумаске, приземистый и плотный. Видимо, шайку МакГинниса подбирали по единому образцу, все казались близнецами. У этого единственной отличительной чертой были рыжие усы. Он курил трубку, словно воин на привале.

— Привет! — крикнул он, когда мы появились, и ткнул большим пальцем в дверь класса. — Я их запер. Чего это ты делаешь, Бак? — Он ленивым кивком указал на меня.

— Местечко обходим, — объяснил МакГиннис. — Парня там тоже нету. Давай, шевелись, Сэм!

Апатия слетела с его коллеги, как по волшебству.

— Сэм! Так это Сэм! Дай-ка я вышибу ему мозги! Больше всего в этом эпизоде меня поразила схожесть вкусов у членов шайки МакГинниса. Люди, имеющие, без сомнения, самые разные точки зрения на другие предметы, в этом пункте сходились единодушно. Все как один рвались разнести мне голову. У Бака, однако, были насчет меня другие замыслы. Пока что я был необходим ему как гид, а моя ценность сильно упала бы, если б из меня вышибли мозги. Дружелюбия ко мне он чувствовал не больше, чем сподвижники, но не позволял чувствам примешиваться к делу. Всё внимание Бак сосредоточил на предстоящем походе наверх, с истовостью молодого джентльмена из поэмы Лонгфелло, который нес знамя со странной надписью Excelsior.[8]

Коротко попросив своего союзника охолонуть, что тот и исполнил, он подтолкнул меня дулом револьвера. Рыжеусый вновь привалился к стенке, удрученно посасывая сигару с видом человека, познавшего разочарование. Мы же поднялись по лестнице и приступили к обходу комнат на втором этаже.

Были там кабинет мистера Эбни и две спальни. Кабинет был пуст, а единственными обитателями спален оказались трое мальчиков, лежавших с простудой по причине того, первого визита МакГинниса. Они пискнули от удивления при виде учителя, явившегося в такой сомнительной компании.

Бак разочарованно оглядел их. Я ждал, чувствуя себя коммивояжером, водящим покупателя по залу с образцами товаров.

— Дальше, — буркнул Бак.

— А кто-нибудь из этих не сгодится?

— Заткнись ты, Сэм.

— Зови меня Сэмми, — проникновенно попросил я. — Мы теперь старые друзья.

— Не хами, — сурово отозвался он, и мы двинулись дальше.

Верхний этаж оказался еще пустыннее второго. В спальнях никого не было. Единственная комната, кроме спален, принадлежала мистеру Эбни, и когда мы подошли к ней, чихание внутри поведало о страданиях обитателя.

Чихание потрясло Бака до глубины души. Он сделал стойку у дверей, точно гончая.

— А тут кто? — спросил он.

— Только мистер Эбни. Его лучше не беспокоить. У нег сильнейшая простуда.

Бак неправильно истолковал мою заботливость о нанимателе. Он разволновался.

— Открой сейчас же эту дверь!

— Он испугается.

— Давай! Отворяй!

Тот, кто тычет браунингом пониже спины, не встретит неповиновения. Я открыл дверь — постучавшись сначала в виде слабой уступки условностям, — и наша процессия вошла.

Мой сраженный болезнью наниматель лежал на спине, вперившись взором в потолок, и сначала наш приход не оторвал его от созерцания.

— Да? — хрипло прокаркал он, и исчез за огромным носовым платком. Приглушенные звуки, точно отдаленные взрывы динамита, соединенные с землетрясениями, подсказали, что он расчихался.

— Просите, что побеспокоили, — начал было я, но Бак, человек действия, презирающий пустую болтовню, прошагал мимо меня и, ткнув револьвером в бугор на постели, где, по грубым подсчетам, скрывались ребра мистера Эбни, бросил всего одно слово:

— Па-а-слушай!

Мистер Эбни резко сел, точно чертик в коробке. Кто-то мог бы даже сказать, что он подскочил. И тут он увидел Бака.

Не могу даже отдаленно представить, каковы были его чувства. Он с самого детства вел размеренную, спокойную жизнь. Создания вроде Бака появлялись в ней, если появлялись вообще, только в кошмарных снах после чересчур плотного обеда. Даже в обычном костюме без экстравагантностей вроде маски и револьвера Бак был совсем не красавец. Но с этой чудовищной грязной тряпкой на лице он превратился в ходячий кошмар.

Брови мистера Эбни взлетели, челюсть отпала до самого нижнего предела. Волосы, взлохмаченные от соприкосновений с подушкой, встали дыбом. Глаза выпучились, как у змеи. Он зачарованно уставился на Бака.