Воображение Перебоева, быстро нарисовавшее ему картину путешествия в Америку, совещания с местными адвокатами и, наконец, целую кучу блестящих долларов, из которых, наверное, добрая треть перейдет к нему (ведь в подобных случаях и половины не жалеют), начинает столь же быстро потухать.
— Однофамильцы Ковригина или родственники? — терпеливо спрашивает он.
— То-то, что… Мы уж и в посольстве побывали, и поколенную роспись видели… и у него Анна Ивановна, и у нас Анна Ивановна…
— Я не понимаю. Объяснитесь, пожалуйста.
— И ему Анна Ивановна внучатной сестрой приходится, и нам Анна Ивановна тоже приходится внучатной сестрой.
— Одна и та же Анна Ивановна?
— То-то, что… Не потрудитесь ли посмотреть?
— Да вы слыхали когда-нибудь об умершем Ковригине?
— То-то что…
— Жива эта Анна Ивановна?
— Наша-то давно померла, а евоная — Христос ее знает.
— Вы у кого-нибудь из адвокатов были, кроме меня?
— Как же, у пятерых уж были.
— Что же они вам сказали?
— Да что! Смеются — только и всего.
— Так зачем же вы ко мне пришли? — уже раздраженно кричит Перебоев, — вы думаете, что у меня праздного времени много?
— То-то, что мы думали: и у него Анна Ивановна, и у нас Анна Ивановна… Может быть, господин адвокат разберет… Денег-то уж очень много, господин адвокат!
— Позвольте вас попросить оставить меня!
— С удовольствием. Мы, признаться сказать, и то думали: незачем, мол, ходить, да так, между делом… Делов ноне мало, публика больше в долг норовит взять… Вот и думаем: не
— Да говорите же толком: какой еще
— Да Иван Афанасьич. Он доподлинно нам сродственником приходился, и тоже лет сорок назад без вести пропал.
— Ну-с?
— Только этот, умерший-то, Федором Сергеичем прозывается…
— Позвольте мне просить вас оставить меня.
Клиент удаляется. Перебоев опять высовывается в дверь и провозглашает:
— Господа! кто на очереди? пожалуйте!
Но клиентская пуста. Сейчас в ней ожидало еще два человека, и вдруг — нет никого.
— Прохор! — в исступлении кричит Перебоев, — где клиенты?
— Ушли-с. Сказали: долго уж очень ждать приходится — и ушли.
— И ты не мог удержать? — хорош гусь! не мог сказать, что я сейчас…
— Да что же, коли они ушли.
— Ушли! Свинья ты — вот что! Вели завтракать подавать.
Перебоев задумывается. Целых два часа он употребил на пустяки, а между тем два клиента словно сквозь землю провалились. Может быть, в них-то и есть вся суть; может быть, на них-то и удалось бы заработать… Всегда с ним так… Третьего дня тоже какая-то дурища задержала, а серьезный клиент ждал, ждал и ушел. Полтораста рубликов — хорош заработок! Вчера — ничего, третьего дня — ничего, сегодня — полторы сотни.
— Прохор! — кричит он, — на будущее время, ежели барыни шляться будут, говори, что дома нет. Ах, юродивые!
Он наскоро завтракает и отправляется в суд. Спор о подлинности векселя он мгновенно проигрывает, зато процесс о краже со взломом выигрывает блестящим образом.
— Всегда так со мной! Как только по назначению суда защищаю — непременно выиграю, — ропщет он вполголоса, почти с ненавистью взирая на подошедшего к нему оправданного клиента.
— Скажите по совести: украли? — спрашивает он.
— Украл-с, — шепотом отвечает оправданный.
— Ну, идите и воруйте. Только мне на зубок не попадайтесь. Я… вас…
В половине седьмого Перебоев возвращается домой — изнуренный. Жена встречает его словами:
— А мы платье купили Наташе — модель из Парижа; мне Изомбар через неделю сшить обещала. Только будет стоить около трехсот рублей.
— На какие же ты деньги рассчитываешь?
— Обыкновенно… Принесут счет, ты и заплатишь!
— Дожидайся!
Он выскакивает из-за стола и, не докончив обеда, убегает в кабинет. Там он выкуривает папироску за папироской и высчитывает в уме, сколько остается работать, чтобы составился капитал в четыреста тысяч.
Оказывается, что не хватает около ста девяносто четырех тысяч. Правда, что у него имеется в виду процесс, который сразу может дать ему сто тысяч, но это еще вопрос, достанется ли он ему. Около этого процесса целая стая адвокатов похаживает: «Позвольте хоть документики просмотреть…» К счастью, он уж успел заручиться, видел документы и убедился, что действительно четыре миллиона у казны украдены. Но он так ловко успел выяснить ответчику суть дела, что сам вор убедился, что он ничего не украл и даже, пожалуй, кой-что своего приложил.
— Итак, вы сами видите, как легко оклеветать человека! — сказал он, с чувством пожимая Перебоеву руки.
— Еще бы! тут и возразить нечего! — ответил Перебоев горячо, — на основании такой-то статьи такого-то тома…
— Совершенно с вами согласен; но только вот что: как бы защитник противной стороны…
— И он ничего возразить не может. Дело ясное, правое… святое!
— Именно… святое!
На вопрос о гонораре Перебоев объявил прямо цифру — сто тысяч рублей, на что клиент-вор несколько сомнительно ответил:
— Помогите, голубчик!