Том 16. Статьи. Рецензии. Заметки 1881-1902

Варшавские доктора, как известно, оставили пока в стороне свои шприцы, зонды и шпадели и занялись составлением «Этических правил для врачей»^*. Правила эти имеют в виду: отношения врачей к публике, публики к врачам, врачей к врачам и публики к публике. Почин варшавских коллег пришелся по вкусу столичным гиппократам, и эти тоже оставили свои шприцы и шпадели и занялись «этикой». Дождемся ли мы того времени, когда публика и врачи будут угощать друг друга воздушными поцелуями, не знаю, но не могу не салютовать варшавским начинателям и их подражателям. Не только салютую, но даже и спешу на помощь. Вставляю в будущие правила несколько московских примечаний:

Недавно один московский врач, приводя в чувство утопленника, употребил откачивание. В какой кухонной книге вычитал он о пользе этого вредного средства? Теперь даже дворники, городовые и даже допотопные животные смеются над этим средством, патентованному же человеку и подавно не мешало бы не хвататься, разиня рот, за эту ерунду.

В Москве есть доктор Штробиндер, излечивающий рак пластырем собственного изобретения. Напоминает нечто похожее на питерского майора Рика, но только с дипломом. Играет хорошо в винт и бедных лечит бесплатно.

Московские доктора любят жениться на богатых купчихах.

Доктора Моргулис, Гефтер, оный Штробиндер, Фронштейн и прочие, имя коих легион^*, страдают наклонностью к рекламе…

У доктора Добронравова очень много вывесок.

22-го июля, на «военном празднике»^* в пользу бесплатной «лечебницы военных врачей» врачи-инициаторы гулянья, забыв, что они врачи, допустили бега… Ученым мужам не мешало бы знать, что эти бега не только глупы, но и вредны для здоровья^*.

* * *

Все говорят, что страсть к бегам гнусна, вредна, а между тем в Москве нет теперь того увеселительного сарая, в котором не венчали бы лавром какого-нибудь человека-лошадь или человека-локомотив. Со всех концов земли едут, идут и бегут в нашу Москву, почуяв добычу, всевозможные «австрийские офицеры», известные скороходы, «бегавшие в присутствии его величества турецкого султана», люди-птицы, люди-змеи, люди-скорпионы… Все номера, углы и щели заняты теперь этими любезными Москве талантами. Описывать бега значит — повторять прошлогоднюю историю. Опять все тот же Лентовский, старающийся своим зеленым столом, секретарями, щупаньем пульсов и проч. придать бегам характер священноканцелярский. Опять тот же «пяточный» патриотизм, доходящий до биения по пятам человека-лошади, если последний осмеливается передогнать русского. Опять те же разинутые рты, широкие улыбки, удивленные глаза, нескончаемые споры черт знает о чем. Все та же чепуха! К нам бы миссионеров, господа, а не к дикарям!

* * *

«Дело о коллежском регистраторе Иванове, обвиняемом в краже на сумму 2-х копеек»^*…Дело не в деле, а в том, что и Фемида умеет иногда острить и каламбурить, даром что у ней глаза завязаны… И схапанным миллионам редко приходится фигурировать на суде, а тут две копейки, да еще в окружном, да еще с участием присяжных!.. Этак, ей-богу, и за сто рублей не состришь… Браво, Фемида!..

* * *

Что такое обер-кондуктор? Беспристрастный «Словарь^* 30 000 иностранных слов» говорит, что под сим звучным словом нужно разуметь обыкновенного сверчка, знающего свой шесток и не выходящего за пределы исполнения обязанностей и получки жалованья. Это говорит теория, на практике же выходит совершенно иное. У нас обер-кондуктор, вопреки своему этимологическому значению, изображает из себя большое нечто… Это объевшаяся, растолстевшая, зачванившаяся и лезущая в начальство шишка… Шишка неуязвимая и несменяемая… На днях обер-кондуктор Васильев арестовал адвоката Кишкина^*. Как вам это понравится? Арестовал. — «Я вас арестую!» и больше ничего… Адвокат ехал со ст. Химки на полустанок Сходня. Проезжая ежедневно сей малый путь, он платил обыкновенно за расстояние между станцией и полустанком, на сей же раз Васильев потребовал от него, чтобы он заплатил за всю станцию, т. е. за расстояние между Химкой и Крюково. Вышло препирательство, не столько, конечно, из-за ничтожных копеек, сколько из-за «принципа». Оказалось на сей раз, что и у обер-кондукторов бывают принципы. Скандал кончился весьма скверно. Когда поезд подошел к Сходне и Кишкин хотел выйти из вагона, то его потянули обратно за фалды и заперли с обоих концов вагон. Когда же он подошел к окну, чтобы позвать к себе на помощь, то Васильев отбросил его от окна и приказал ему сидеть. Поезд двинулся, и адвокат очутился «на военном положении», под арестом… Выпущенный в Крюково на свободу, он должен был, чтобы отправиться к родным пенатам, нанять лошадей и пролупить 20 верст… Таковы нынче обер-кондукторы… Впрочем, ведь нынче нет метрдотеля или тапера, который не лез бы в начальники и не превышал власти…

<29. 18 августа>^*