Том 17. Джимми Питт и другие

Величайшие жизненные трагедии на мгновение ошеломляют нас. Секунду-другую, которые показались вечностью, Честер едва ли соображал, что происходит. То есть, он, конечно, понимал, что началось землетрясение, ударила молния, столкнулись два поезда, на голову рухнул небоскреб, а тут еще кто-то в упор выстрелил в него из пушки, но все это объясняло лишь малую толику его ощущений. Он несколько раз моргнул и дико выпучил глаза. А выпучив, заметил размахивающую руками «Инвалидную команду» на нижнем склоне холма, и понял все. Тут же он увидел, что его мяч не прокатился и двух метров.

Честер Мередит взглянул на мяч, потом на флаг, перевел взгляд на «Инвалидную команду», поднял глаза к небу. Губы его дрожали, лицо побагровело. На лбу выступили капельки пота. И тут в нем словно плотину прорвало.

— !!!!!!!!!!!!!!! — кричал Честер.

Краем глаза он заметил, как стоявшая рядом девушка безмолвно всплеснула руками, но сейчас было не до нее. Ругательства, копившиеся в его груди столько долгих дней, словно наперегонки, мощным потоком рвались на свободу. Они наскакивали друг на друга, соединялись в причудливые цепочки и образовывали отряды; они смешивались, находя выход в диковинных сочетаниях гласных звуков; было слышно, как второй слог какого-нибудь разящего глагола сливался вдруг с первым слогом не менее едкого эпитета.

—! —!!—!!!—!!!!—!!!!! — не унимался Честер.

Фелиция стояла как зачарованная и не могла наглядеться на него.

— ***!!! ***!!! ***!!! ***!!! — ревел Честер.

Волна чувств захлестнула Фелицию. О, как несправедлива была она к этому сладкоречивому юноше. Не случись этого, через пять минут они, разделенные океаном непонимания, расстались бы навеки — она, исполненная холодного презрения, он, так и не показав своего истинного и прекрасного лица. Девушка похолодела от одной мысли об этом.

— Ах, мистер Мередит! — выдохнула она.

С пугающей резкостью к Честеру вернулось чувство реальности. Его будто окатили ледяной водой. Он так и вспыхнул от смущения. К величайшему ужасу и стыду, он понял вдруг, как чудовищно нарушил все законы приличия и хорошего тона. В эту минуту Честер походил на иллюстрацию из учебника по этикету, под которой написано «Что не так на этой картинке?».

— Я… я умоляю простить меня, — залепетал он, — о, ради всего святого, примите мои извинения. Я не должен был так говорить.

— Нет, должен! Еще как должен! — с жаром отвечала девушка, — Вы еще не то должны были сказать. Этот ужасный человек не дал вам побить рекорд! Ах, почему я всего лишь слабая женщина и не умею красиво выражаться!

Неожиданно для самой себя, она оказалась вдруг рядом с Честером и взяла его за руку.

— Ах, как я была несправедлива к вам! — чуть не плакала она. — Я думала, вы холодный, чопорный формалист. Мне были отвратительны ваши кривляния, когда вам не удавался удар. Теперь я вижу все! Вы сдерживались ради меня. Сможете ли вы простить мне это?

Честер, как я уже говорил, не отличался проницательностью, но все же не надо быть семи пядей во лбу, чтобы правильно истолковать взгляд, которым одарила его Фелиция, и нежное пожатие руки.

— Боже, — дико вскричал он. — Не может быть!.. То есть, я?.. То есть, вы?.. Неужели теперь?.. В смысле, могу ли я надеяться?

Ее взгляд придал ему силы. Он вдруг исполнился решимости.

— Послушайте, кроме шуток, выходите за меня, а?

— О, да-да!

— Любимая! — воскликнул Честер.

Он сказал бы и больше, но помешала «Инвалидная команда», в полном составе прибежавшая к месту событий с извинениями. Честер посмотрел на них и подумал, что никогда еще не встречал таких симпатичных, обаятельных и во всех отношениях милых людей. Сейчас он готов был обнять их, и даже решил как-нибудь встретиться с ними и хорошенько все обсудить. Он принялся уверять Землекопа, что тот напрасно сокрушается.

— Ничего страшного, — говорил Честер, — вам не за что извиняться. Я и сам виноват. Лучше позвольте представить вам мою невесту, мисс Блейкни.

«Инвалидная команда», все еще тяжело дыша, рассыпалась в любезностях.

— И все-таки, друг мой, — продолжил Землекоп, — это было… непростительно. Испортить ваш удар. Я и помыслить не мог, что мяч улетит так далеко. Счастье еще, что вы не играли важный матч.

— В том-то и дело, — простонала Фелиция, — он шел на рекорд поля, а теперь не сможет побить его.

Члены «Инвалидной команды» все как один пришли в ужас от такой трагедии и побледнели, однако опьяненный любовью Честер лишь рассмеялся.

— Что значит, не смогу? — задорно воскликнул он. — У меня еще целый удар в запасе.

И беззаботно подойдя к мячу, легким движением клюшки отправил его в лунку.

* * *

— Честер, милый! — позвала Фелиция.

Смеркалось. Вокруг не было ни души. Влюбленные неспешно прогуливались по парку.

— Что, любимая?

Фелиция помолчала. Она боялась обидеть Честера, и это причиняло ей нестерпимую боль.

— Тебе не кажется, — начала она, — то есть, я подумала… В общем, о Криспине.

— Да-а, старина Криспин!

Фелиция горько вздохнула, но этот вопрос необходимо было прояснить. Как бы там ни было, она должна сказать все, что думает: