Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть

— Нет, тысячу раз нет! Я не злоупотреблю доверием этого человека. Это было бы низким предательством. Нет, не пойду на такую подлость!

Это не были слова; это было решение, плод долгих и мучительных дум, обуревавших молодого охотника… Прошло много дней. В индейском селении жизнь шла своим чередом. Неоднократно собирался военный совет; был окончательно разработан план предстоящей кампании; вернулся Свистун, доложивший Огненному Глазу, что дон Хосе благополучно добрался до асиенды дель Торо.

Но вот начали, наконец, стекаться союзные индейские войска. Вскоре не стало места для размещения всех прибывающих воинов, им приходилось разбивать свои стоянки в степи под открытым небом. Это обстоятельство не являлось, впрочем, слишком большой неприятностью для индейцев, привыкших ко всякой непогоде. Скорее наоборот, жизнь под открытым небом была им по душе.

На двенадцатый день после отъезда Паредеса глашатаи сзывали всех вождей свершить при закате солнца религиозный, установленный перед началом военных действий ритуал — так называемое Великое Врачевание. В тот самый миг, когда солнце, окруженное багрово-красным ореолом, заходило за горизонт, верховный жрец поднялся на крыльцо Хижины Великого Врачевания и среди воцарившейся тишины провозгласил:

— Ушло живительное тепло солнца, земля погрузилась во мрак! Настал таинственный час борьбы человека с духом зла. Начинайте обряд Великого Врачевания!

Мгновенно воздух огласился нестройными дикими криками, и отовсюду двинулись полчища всевозможных чудищ: четвероногих, рептилий и птиц. Эти странные существа выбегали из каждой хижины, спускались по лестницам пирамид, выползали из-за углов улиц, надвигались с полей. Толпы их скоро захлестнули все площади и улицы и разлились нескончаемым потоком по окрестностям селения на целую милю в окружности. Это были ряженые индейские воины, облаченные в меха, перья и шкуры. Индейцы, как известно, в совершенстве подражают крикам различных животных и птиц. Они великолепно изучили, кроме того, нравы и повадки животных, их движения, их поведение при самых различных обстоятельствах, например во время еды, и даже их манеру укладываться спать.

Трудно себе представить этот неистовый концерт с его визгом и криком, с его посвистом и шипением, с его человеческим пением и рычанием хищников, всю эту дикую какофонию, в которую врывался еще и неумолчный лай одуревших от страха собак. От всего этого религиозного шествия веяло какой-то первобытной суровостью, способной поразить даже самое богатое воображение.

Временами внезапно воцарялась тишина, и тогда в ночном безмолвии снова гремел голос жреца:

— Низвергнуто ли, братья мои, злое начало? Попрали ли вы его своими ногами?

В ответ неслись нестройные крики, и оглушительный гомон начинался снова.

Так продолжалось всю ночь. За несколько мгновений до восхода солнца жрец снова задал свой вопрос. На этот раз среди наступившей тишины прозвучал высокий и мелодичный голос молодой девушки:

— Владыка жизни сжалился над своими детьми и послал им на помощь солнце! Злое начало побеждено!

В то же мгновение взошло сияющее солнце. Индейцы приветствовали его радостными возгласами и, скинув с себя свое фантастическое облачение, пали на колени, подняв глаза к небу.

Жрец обмакнул в наполненную водой чашу из тыквы пучок полыни и, покропив им на все четыре стороны, обратился с мольбой к небу:

— Здравствуй, солнце, видимый наместник невидимого владыки жизни! Внемли мольбам своих краснокожих сынов! Дело их правое! Даруй же им скальпы их врагов, дабы было что нанизать им на свои пояса! Приветствую тебя, солнце, здравствуй!

— Приветствую тебя, солнце, здравствуй! — хором подхватила толпа.

Все встали с колен. Первая часть ритуала была окончена. Жрец удалился; место его занял глашатай, призвавший главных сашемов вырыть топор войны. Начался новый обряд. Вожди стройной процессией вошли в Хижину Великого Врачевания. Здесь, на месте, указанном жрецом, старейший из вождей отрыл ножом для снимания скальпов «великий топор войны», эмблему предстоящей войны.

Затем сашемы в том же порядке выступили из хижины. Впереди, между воином, который нес тотем, и воином, который нес трубку мира, шествовал старейший вождь; обхватив обеими руками рукоятку топора, он нес его лезвием вперед, плотно прижав топор к своей груди. Так сашемы дошли до Ковчега первого человека, где они выстроились лицом к столбу войны. Теперь дело было за жребием: он должен был решить, кому из сашемов выпадет великая честь нанести удар священным топором по столбу войны.

Индейцы, народ в высшей степени суеверный, придают этой церемонии огромное значение. Удачно нанесенный удар, сделавший глубокую зарубку в столбе, считается предзнаменованием счастливого исхода войны.

Приступили к жеребьевке; жребий пал на Твердую Руку. Гул одобрения пронесся по рядам присутствующих, когда было произнесено имя человека, которого народ любил и уважал как одного из храбрейших своих сынов.