Том 17. Убийца среди нас

— Он хотел, чтобы мы с Айрис занялись любовью, а он бы наблюдал за нами через свое проклятое зеркало! Я был возмущен подобным предложением до глубины души и не преминул наговорить ему в ответ всяких гадостей; потом мой взгляд остановился на Айрис, которая просто сидела и тихонько плакала. Она твердила, что это ее последний шанс. Ее последний и единственный шанс снова вернуться на экран. Ведь Сэнфорд просил о такой малости. Неужели я ее так ненавижу? Неужели она мне до такой степени противна, что сама мысль о том, чтобы один-единственный раз заняться с ней любовью вызывает у меня такое стойкое отвращение? А Сэнфорд — ублюдок! — сидел и самодовольно ухмылялся, наблюдая за этой сценой!

— И вы согласились? — спросил я.

— Согласился. — Он резко кивнул. — Я согласился. Хотя мне и стоило больших усилий довести дело до конца, зная, что все это время на нас из-за зеркала пялит глаза эта сволочь. К тому же все порочные увлечения Айрис и страсть к наркотикам не могли не наложить своей роковой печати и на ее тело. Как женщина она уже ничего не представляла собой. Я имею в виду — физически. Но я сделал это ради нее, ради той женщины, в которую был когда-то безумно влюблен.

— И затем вы начали снимать фильм, — подсказал я.

— Да. И это превратилось в одну сплошную неудачу, начиная с самого первого дня съемок, — признался Феррелл. — Я пригласил на съемки одного из самых опытных операторов. Мы работали с приглушенным освещением, с полупрозрачной сеткой поверх объектива, но никакие приемы, никакие спецэффекты не могли скрыть главного, и просмотры отснятого материала представляли довольно жалкое зрелище. К тому же она растеряла весь свой талант, утратила уверенность в собственных силах. Это было все равно что иметь парализованную руку и пытаться работать кукловодом! И тем не менее я продолжал снимать, потому что другого выхода попросту не видел. Когда было потрачено около ста тысяч долларов и отснята примерно третья часть всего материала, начал возникать Сэнфорд. Он заявил, что не собирается больше переводить добро на дерьмо. И, честно говоря, его трудно винить за это. Да и много ли найдется людей, кто согласится выложить сто тысяч долларов в обмен на возможность один раз подглядеть, как кто-то занимается любовью?

— Вам принадлежала половина негатива, — сказал я, — и вы в обмен на ссуду оставили весь отснятый материал в залог Джемисону?

— Он приобрел мою долю и предоставил мне возможность в течение девяноста дней выкупить ее обратно, — уточнил Феррелл.

— До окончания этого срока остается всего два дня, — напомнил я. — Джемисон уверен, что вы не станете выкупать у него негатив, так как в случае если картина будет когда-либо закончена, за вами сохраняется право продолжить работу над ней в качестве продюсера и режиссера и вы предпочли бы иметь дело с ним, а не с Блэром.

— Это Джемисон так считает? — Он откинулся в кресле и тихонько засмеялся.

— А что, черт возьми, в этом смешного? — поинтересовался я, начиная злиться.

В ответ он лишь покачал головой:

— Холман, я принес в жертву собственную карьеру. Сделал широкий жест в память о некогда великой актрисе… А знаете что? Я передумал, пожалуй, мне все-таки не мешает выпить.

Спустившись к машине и забрав из нее бутылку водки, я возвратился обратно в тесную, убого обставленную квартирку. Феррелл к тому времени уже держал наготове два стакана с кубиками льда, так что мне оставалось лишь наполнить их.

— У меня есть тост, — мрачно объявил он, поднимая свой стакан. — Давайте помянем безвременно ушедшую от нас Айрис Меривейл, которая могла бы стать величайшей актрисой на свете, но так и не стала ею.

Мы выпили, а он опять начал подхихикивать.

— Может быть, вы все-таки скажете, с чего это вам стало так весело? Возможно, и я посмеюсь за компанию, — прорычал я.

— А почему бы нет? — Он снова наполнил свой стакан. — Сам-то я вот уже восемьдесят восемь дней ухохатываюсь над этой шуткой. И все в одиночку. — Он еще отхлебнул водки. — Ладно, слушайте! После всей этой истории с прекращением съемок Сэнфорд так ни разу и не вспомнил о негативе, который остался у меня. Узнав, что Айрис умерла, я вдруг подумал о том, что, наверное, обязательно отыщется умник, которому захочется закончить картину и нажиться на ее смерти. Но я не мог этого допустить! Ведь она когда-то была известнейшей актрисой. Поймите, Холман, я просто не мог допустить этого!

— И что вы сделали? — спросил я.

Он снова нервно рассмеялся:

— И тогда я сжег проклятый негатив!

— Вы… — В какой-то момент я даже начал опасаться, что Феррелл лишился рассудка.

— Я сжег его! — радостно повторил он.

— А во что же тогда сейчас вцепился своими загребущими ручонками Джемисон? — недоуменно спросил я.