Том 17

Сейчас, в 1870 г., вряд ли достаточно заявить, что подобные действия являются законным способом ведения войны и что вмешательство гражданского населения или людей, должным образом не признанных солдатами, равносильно разбою и его можно подавлять огнем и мечом. Все это можно было применять во времена Людовика XIV и Фридриха II, когда борьбу вели одни только армии. Но, начиная с американской войны за независимость вплоть до Гражданской войны в Америке, участие населения в войне, как в Европе, так и в Америке, стало не исключением, а правилом. Всюду, где народ давал себя покорить только потому, что его армии становились неспособными оказывать сопротивление, он вызывал всеобщее презрение, как нация трусов; и всюду, где народ энергично вел такую партизанскую борьбу, захватчики очень быстро убеждались в том, что руководствоваться старинным кодексом крови и огня невозможно. Англичане в Америке[97], французы при Наполеоне в Испании, австрийцы в 1848 г. в Италии и Венгрии были очень скоро вынуждены, опасаясь репрессий по отношению к своим военнопленным, считать народное сопротивление совершенно правомерным. Даже пруссаки в 1849 г. в Бадене или папа [Пий IX. Ред] после Ментаны[98] не решались без разбора расстреливать военнопленных, несмотря на то, что последние были партизанами и «бунтовщиками». Существует только два современных примера безжалостного применения этого устарелого закона «искоренения» — подавление англичанами восстания сипаев в Индии[99] и действия Базена и его французских войск в Мексике.

Из всех армий мира прусской армии менее всего подобало возрождать такого рода образ действий. В 1806 г. Пруссия была разгромлена только потому, что во всей стране не было и следа этого духа народного сопротивления. После 1807 г. те, кто занимался реорганизацией управления и армии, сделали все, что было в их силах, для пробуждения этого духа. Испания в это время показала славный пример того, как народ может сопротивляться вторгшейся армии. Все военные руководители Пруссии указывали своим соотечественникам на этот пример, как на образец, которому нужно следовать. Шарнхорст, Гнейзенау, Клаузевиц — все были одного мнения на этот счет; Гнейзенау даже сам отправился в Испанию, чтобы сражаться против Наполеона. Вся новая военная система, введенная тогда в Пруссии, явилась попыткой организовать народное сопротивление противнику, но крайней мере, насколько это было возможно при абсолютной монархии. Не только все физически годные для службы мужчины должны были пройти службу в армии, а потом служить в ландвере до сорока лет, но и юноши в возрасте от семнадцати до двадцати лет и мужчины от сорока до шестидесяти лет должны были войти в состав ландштурма, или levee en masse [всеобщего ополчения. Ред.]. Ландштурм должен был поднимать восстания в тылу и на флангах противника, беспокоить его во время передвижений, перехватывать припасы и курьеров, использовать всякое оружие, которое только можно было достать, применять без разбора все имеющиеся под рукой средства для того, чтобы изматывать вторгшегося врага, — «чем эффективнее эти средства, тем лучше», — а самое главное

«не носить никакой формы, чтобы ландштурмисты могли в любой момент снова принять вид частных граждан, оставаясь неузнанными противником».

Все это «Положение о ландштурме», — как назывался изданный о нем в 1813 г. закон, автором которого был не кто иной, как Шарнхорст, организатор прусской армии, — было составлено в духе непримиримого народного сопротивления, для которого оправданы все средства, и самое эффективное средство является наилучшим. Но ведь все это пруссаки намеревались использовать против французов, а если этими же методами французы действуют против пруссаков, то это уже совсем другое дело. То, что в одном случае считалось патриотизмом, в другом оказывается разбоем и подлым убийством.

Дело в том, что теперешнее прусское правительство стыдится этого старого полуреволюционного «Положения о ландштурме» и своими действиями во Франции старается заставить забыть о нем. Но каждый акт бесчеловечной жестокости, совершаемый им во Франции, все больше и больше будет напоминать об этом «Положении»; а оправдание подобного позорного способа ведения войны только доказывает, что если со времени Йены прусская армия неизмеримо улучшилась, то само прусское правительство быстро создает такое же положение вещей, которое сделало возможной Йену.

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1793, 11 ноября 1870 г.

ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XXVII