Том 18. Гимназическое. Стихотворения. Коллективное

— Да, господин начальник, — спокойно ответил Хлебопчук.

Инженер Чернозуб встал из-за стола, прошелся по линолеумовой дорожке взад-вперед и дал себе время подумать над необычайной просьбой слесаря.

«Работник превосходный, по отзывам монтера, — думал он о Хлебопчуке, — работник, каких не много… Если он оборвется у почтеннейшего Василия Петровича да, — что очень возможно, — смутится от неудачи, — уволится, пожалуй, и депо лишится полезного слесаря, каковых у меня весьма маловато…»

— Что же, послушай, Хлебопчук, тебе так хочется на паровоз?

— Да, господин начальник, — признался хмурый парень.

— Так повремени до осени, когда усилится товарное движение, — тогда можно будет тебя поместить на какой-нибудь паровоз.

Но это обещание, по-видимому, не удовлетворило просителя: он потупил глаза и не трогался с места, а на его смуглом и черном от копоти лбе заходили морщины [, свидетельствующие об усиленном движении в мозговой коробке].

— Тебе хочется непременно к Марову? — спросил Николай Эрастыч.

— Так точно, — с живостью ответил слесарь, морщины которого быстро разгладились. — Жеконский у него непрочен, — добавил он вполголоса.

— Гм! К Марову хочешь! Что ж, — отлично, — согласился начальник усмехаясь. — Жеконский действительно непрочен и, вероятно, на днях откажется ездить с Маровым. Но поладишь ли ты с ним?

— Да, господин начальник, — твердо ответил Хлебопчук[, глядя на начальника прямым и немигаючим взглядом]. Судя по твердости тона и по уверенности взгляда, следовало заключить, что этот угрюмый, но бравый парень хорошо обдумал свою просьбу.

— Я был бы очень рад, знаешь… В сущности Маров далеко не злой человек, лишь строг и нервен. Угодить ему трудно, но при желании возможно: стоит только заниматься делом добросовестно, не лодырничать, точно исполнять инструкции.

— Я знаю, что это так, господин начальник.

— Хорошо. Ты уже работал на паровозе?

— Так точно. На Жабинко-Пинской… Паровоз я знаю, господин начальник.

— Ну, отлично, — поезжай с Маровым. Я скажу ему, когда уйдет Жеконский от него.

— Слушаю, господин начальник.

Хлебопчук отступил к выходу с довольным видом, с ясным лбом. Чернозуб нашел не лишним, однако, остановить его для нового предупреждения, которым как бы закреплялось приятное для начальника соглашение.

— Только послушай, помни, что ты некоторым образом дал обещание твердо держаться на месте. Ты сам просишься к Марову, почему сам же будешь обязан заботиться о прочности своего положения.

— Так точно, — согласился Хлебопчук с этим выводом, глядя начальнику прямо в глаза серьезн[ым]о и уверенн[ым]о [взглядом].

Дня через три он начал ездить с Васильем Петровичем и приводить своей беспримерной прочностью всех в изумление, которое росло с каждой новой неделей его несменяемой службы у сурового, требовательного, ворчливого, невыносимого, капризного, грозного машиниста.

— Хохол точно опел, околдовал этого лютого пса! — говорили помощники, вызнавшие по личному опыту «маровскую каторгу». — Так обмяк, людоед, так притих, присмирел, — точно и нет его! Просто шелковый стал, злой черт! И уж на паровозе не торчит, как бывало прежде, — стал святого лодыря праздновать, собака цепная… Даже, гляди, улыбаться выучился, рожа его злющая просветлела… Видно, — калугуром своим понурым доволен.

— Колдуны они, эти калугуришки, — вот в чем вся суть, голова. Тут как хочешь, дело нечисто. Просто-напросто опоил Марова чем нибудь хохол [, вот он и покорился ему. А ежели бы не такая штука, разве ездил бы с нашим бешеным чертом хохол!!!] Ведь, помни, пятый месяц ездит, и не то что ссориться или бы жаловаться друг на друга — водой их не разольешь!.. Тут не без колдовства, братцы!

И на самом деле, при виде Марова, значительно изменившегося к лучшему [за последнее время при наблюдении завидных отношений, весьма быстро установившихся между машинистом-людоедом и его последним помощником], мысль о колдовстве приходила сама собой в голову даже и тем из молодых криворотовцев, которые обучались в техническом и зачерпнули из кладезя неверия, вместе с геометрией и геодезией.