Том 18. Избранные письма 1842-1881

Искренно любящий тебя Л. Толстой.

345. В. В. Стасову

1878 г. Июня 8...9. Ясная Поляна.

Не знаю, как благодарить вас, Владимир Васильевич, за сообщенный мне документ^*. Для меня это ключ, отперший не столько историческую, сколько психологическую дверь. Это ответ на главный вопрос, мучивший меня. Считаю себя вечным должником вашим за эту услугу. За discr'etion^* свою могу ручаться. Я не показал даже жене и сейчас переписал документ, а писанный вашей рукой разорвал.

Но до сих пор я благодарил вас только эгоистически за ту пользу, которую мне принес сообщенный документ, но верьте, что я независимо от своей выгоды очень благодарен вам за ваше участие и доброе расположение ко мне и к моему мечтательному труду^*.

По переданному мне Степой (Берс) я понял, что вы недовольны мною за мое равнодушие к переписке Ивашева^*. Недостаточное чувство интереса к ивашевской переписке происходит во мне оттого, что из всей истории декабристов Ивашев сделался модною историей: и Дюма писал^*, и все дамы рассказывают, и один господин прислал мне повесть, составленную из подлинной переписки Ивашева и Le Dantu^*, и в бумагах, которые я имею из Казани, опять речь об этом. Я мало интересуюсь, не потому, что это сделалось пошло, и пошлое бывает значительно, но потому, что тут много фальшивого и искусственного; и к несчастью, только поэтому это сделалось так пошло. Дороже же мне всего то, что есть такой человек, как вы, который хочет и может помочь мне, и что я, уверенный в сочувствии, могу всегда обратиться к вам. Могу я? От всей души благодарю вас и дружески жму вам руку.

Ваш Л. Толстой.

Все то, о чем вы писали мне и передавали мне, разумеется, мне нужно^*, и я очень благодарен вам, но теперь до августа я ни за что новое взяться не могу.

Вот еще просьба. Меня интересовало и интересует особенно, кто особенно настаивал на смертной казни? Свистунов, декабрист, сказал мне, что особенно настаивал Карамзин и доказывал необходимость. Правда ли это? Есть ли какие указания? Где?^*

346. А. А. Фету

1878 г. Сентября 5. Тула?

Дорогой Афанасий Афанасьевич!

Получил на днях ваше последнее краткое, но многосодержательное письмо^* и вижу по его тону, что вы в очень хорошем душевном настроении, хотя и были больны.

Вы поминаете о вашей статье^*. Пожалуйста, не приписывайте значения моему суждению, — во-первых, потому что я плохой судья при слушании, а не чтении про себя, а во-вторых, потому, что я в этот день был в самом дурном физически расположении духа. Когда вы будете переделывать, не забудьте еще выправить приемы связей отдельных частей статьи. У вас часто встречаются излишние вступления, как например: «Теперь мы обратимся…» или «взглянем…» и т. п. Главное, разумеется, в расположении частей относительно фокуса, и когда правильно расположено, все ненужное, лишнее само собой отпадает и все выигрывает в огромных степенях^*.

У нас последнее время трое детей старших были больны и Сережа даже опасно. У него было воспаление плевры. И во время болезни их гости нас не покидали, что было очень тяжело, особенно жене. Теперь они все поправляются и уже на воздухе. Тургенев на обратном пути был у нас^* и радовался получению от вас письма^*. Он все такой же, и мы знаем ту степень сближения, которая между нами возможна. Мне ужасно хочется писать, но нахожусь в тяжелом недоумении — фальшивый ли это, или настоящий аппетит.

Жена и Кузминские, из которых муж 3-го дня уехал, кланяются и благодарят за память, и мы посылаем поклоны Марье Петровне.

Очень хочется побывать у вас, и, наверно, побываю, но теперь еще много поездок необходимейших. Нынче еду на земское собрание.

Ваш Л. Толстой.

347. Н. Н. Страхову

1878 г. Октября 27. Ясная Поляна.