Том 18. Лорд Долиш и другие

Джейн поняла, что говорить не о чем. Но надо что-то сделать! Что же? Рассказать про свой позор? Это могло бы помочь, но она не смела. И вдруг сама судьба указала ей путь.

Два раза в неделю она ходила в местное кино. Название «Переплавлены в горниле» могло прикрывать повесть о чем-нибудь таком, техническом, но с первых же кадров Джейн подалась вперед, не сунув в рот леденец.

Выйдя из кино, она весьма туманно помнила содержание, кроме одной сцены: Глория Гуч приходит во тьме домой к распутнику и умоляет пощадить ее сестру, попавшую в его тенета.

Теперь все было ясно. Она идет к Родни и заклинает памятью их любви пощадить Энестейзию. Это не так легко. У Глории муж — ученый, вечно сидит в библиотеке, а Уильям играет с ней в гольф и утром, и вечером. Однако судьба не подвела. Вскоре за завтраком он сказал, что должен съездить в город.

— Поедем вместе, а?

— Я не могу.

— А что? Закусим где-нибудь.

— Нет, мне надо потренироваться.

— Ладно. Постараюсь успеть к вечернему раунду. Снедаемая угрызениями, она поцеловала его еще нежней, чем обычно, и махала, пока он не исчез из вида. Потом кинулась в дом, прыгнула к телефону и, попав на обойную фабрику Маркса и Морриса, в приют для бездомных кошек, а также к Оксу, Оксу и Пэдбери, «Галантерея», соединилась, наконец, с Родни Спелвином.

— Родни? — сказала она, боясь услышать: «Какой вам номер?», — Родни, это вы?

— Да. Кто говорит?

— Миссис Бейтс. Вы не можете прийти в «Алькасар» примерно к часу?

— Могу ли я! — воскликнул он. — Еще бы!

— Значит, в час, — повторила она. Ей стало легче. Если простой разговор вызывает такие чувства, будет нетрудно с ним управиться.

— В час, — со значением сказал он.

Джейн повесила трубку и пошла примерять шляпы.

Войдя в ресторан и увидев Родни, Джейн подумала, что он — какой-то другой. Глубже, что ли, умнее, как будто что-то пережил.

— Вот и я, — сказала она с поддельной живостью.

Он посмотрел на нее тем самым взглядом, который означает: «Кто же это, Господи?»

— Как живете? — спросил он. — Выглядите блестяще.

— И вы хорошо выглядите, — сказала Джейн.

— А вы! Нет слов.

— Вы тоже… — она запнулась, и они помолчали.

— Простите, что смотрю на часы, — сказал Родни, — я должен встретиться с… э-э…

— Со мной, — сказала Джейн.

— С вами?

— Да. Я вам сегодня звонила.

— Вы же сказали «Мисс Бейтс»!

— Нет, миссис Бейтс.

— Миссис!

— Миссис.

— Ну, конечно. Вы — миссис Бейтс.

— Вы меня забыли?

— Вас! Ну, что вы! Что ж, пойдемте в зал?

— С удовольствием.

Ей было не по себе. Да, он ее забыл. Разговор предстоит трудный. Какая там память любви! Заклинать ею можно только в том случае, если она есть у собеседника.

В общем, с начала и до конца, они говорили о погоде. Беседа отличалась редкой невинностью, но Уильям Бейтс, завидев эту пару в проходе, подскочил, словно в него ударила молния. Ко времени ланча он оказался рядом, зашел съесть бифштекс, и вот, пожалуйста!

Как я уже говорил, Уильям был тихим, мирным человеком. Внешне он напоминал грузовик и разделял с этим средством передвижения благодушный, даже незлобивый взгляд на жизнь. Мало что могло вывести его из себя, быть может — только Родни Спелвин. Кто чуть не увел Джейн, когда она была мисс Паккард? Кто заманил ее в эту треклятую «среду»? И вот, опять… Нет, это уж слишком! Уильям заскрежетал зубами с такой силой, что человек за соседним столиком попросил официанта выключить вентилятор, очень уж трещит.

Когда Уильям вернулся домой, Джейн читала в гостиной.

— Не скучала? — спросил он.

— Да нет.

— Играла в гольф?

— Так, немножко.

— В клуб заходила?

— Ненадолго.

— Знаешь, я, кажется, видел этого Спелвина. Джейн задумалась.

— Спелвина? А, Родни! Я слышала, он выпустил новую книгу.

— Ты с ним давно не встречалась?

— Года два.

— Да? Ну, я пошел наверх.

Джейн послышался странный звук, и она подумала, что Брейд, вместо того, чтобы спать, играет костями от маджонга. На самом деле Уильям скрежетал зубами.

Что может быть печальней, чем отдаление мужа и жены с одинаковым гандикапом? Бессердечно рассказывать о таких вещах, и я только замечу, что атмосфера в доме изменилась. Во вторник Уильям уклонился от утренней игры под тем предлогом, что обещал матч Питеру Уиларду, и Джейн сказала: «Как жаль!» Вечером в тот же день у него болела голова, и Джейн сказала: «Ах, Господи!» В среду был приступ люмбаго, и Джейн сказала «Да-а?» После этого само собой решилось, что играть они не будут.

Мало того, они избегали друг друга. Джейн сидела в гостиной, Уильям уходил к себе. Еще бы икону, портрет Троцкого, и можете считать, что вы в русском романе.

Как-то вечером, примерно через неделю после начала этих печальных событий, Джейн пыталась читать книгу о гольфе, но буквы сливались, а содержание было слишком глубоким. Она положила книгу и уставилась в пространство.