Том 18. Лорд Долиш и другие

— Я думал, сейчас очень любят сердитых молодых людей.[56]

— Куда им до меня! Заметьте, я очень стараюсь скрывать свои чувства к этим стрептококкам. Это нелегко, но ради Анджелы я носил личину.

— Вы думаете, она за них обидится?

— Конечно. Она очень привязана и к тете, и к дяде, и, как ни странно, к кузену. Боюсь, не выдал ли я себя, она как-то странно со мной обращается в последнее время.

— Вам показалось.

— Может быть, но завтра она все поймет.

К счастью, я знал, как решить его проблему.

— Нужно последить за собой, и я подскажу вам способ. В свое время я тоже срывался во время игры, и помогли мне мысли о Сократе.

— Это такой грек?

— Да. Иов тоже подошел бы, но я предпочел Сократа.

— При чем тут он?

— Очень просто. Не так уж приятно пить цикуту, но он держался молодцом. Напоминайте себе: даже если мои удары загонят мяч в яму с песком, ему все равно было хуже. Шепните «Сократ»… Нет, мы вот как сделаем: когда я что-нибудь замечу, я сам шепну.

— Замечательно! Тогда все в порядке. Значит, народ считает, что я сотру Поттера в порошок?

— В прах и пыль.

— Прекрасно! — сказал Уолтер, вполне справившийся с тревогами и, шепча «Сократ», пошел в бар, выпить джина с тоником.

Когда я прибыл на место, он стоял и болтал с Анджелой. Клубный чемпионат не привлекает больших толп. Название несколько сбивает с толку, он — не из важных, престижных матчей. Участвуют в нем только те, чей гандикап не ниже восемнадцати. Цель его — приободрить третьестепенную часть нашего сообщества, вытянуть на поверхность кроликов, как фокусник с цилиндром.

У Джорджа Поттера и у моего друга было как раз по восемнадцать, но те, кто их видел, подмечали немаловажную разницу. Джордж не пил и не ел мяса, а такие люди всегда играют ровно, по-видимому, благодаря витаминам, содержащимся в тертой морковке. Уолтер был непредсказуем, мечась между нулем и тридцатью шестью. Кого мы увидим — мастера, который однажды попал в далекую седьмую лунку за три удара, или его двойника, который за одиннадцать проходит ближнюю вторую?

Во всяком случае, сейчас он был бодр и весел. Он даже не испугался приходу супругов Боте. Космо, по их словам, задержал срочный заказ — он писал для «Книжного Еженедельника» статью «Альбер Камю и эстетическая традиция». Они надеялись, что он еще успеет явиться, и Уолтер сказал на это: «Прекрасно, прекрасно, превосходно». Потом он отвел меня в сторону и объяснил свое состояние — Поттер поссорился с невестой и начисто утратил форму. Из надежных источников было известно, что утро он провел в баре, где, стакан за стаканом, пил ячменную воду.

— Если я не смогу победить человека, который получил обратно кольцо и напился ячменной воды, — все, бросаю гольф, — сказал он. — А вот и он сам. Ну и вид!

Действительно, Поттер выглядел так, словно таксидермист выпотрошил его, а набить забыл. По-видимому, это часто бывает с отвергнутыми женихами. Что-то вежливо простонав в ответ на мое приветствие, он глухо произнес «Решка» (монету бросал Уолтер), угадал и, понурив голову, встал у первой подставки. Матч начался.

Почти сразу выяснилось, что Уолтер не ошибся. При всей симпатии к нему я не смог спокойно смотреть на истинную бойню. Неприятно потерять девицу, на которую ты извел горы цветов и конфет, но если ты еще и проигрываешь, это уж Бог знает что. Я сказал, что Джордж понурил голову, но на свою беду, он не хранил этой позы. Иногда он как бы взывал к небу, что мешало смотреть на поле. Уолтер, в отличие от него, играл блестяще.

Гольф, в сущности, простая игра. Только и дела, что с должной силой направлять мяч в нужном направлении. Уолтер, если бил вообще, бил с должной силой, и по закону вероятности рано или поздно мяч обязан полететь в нужном направлении. Сегодня это случилось. Он быстро, одну задругой, отхватил три лунки, а мог бы и больше, если бы два раза не забросил мяч ярдов на 50 дальше, и на девятом перегоне не промахнулся трижды из-за избытка сил.

Наступила недолгая передышка. Уолтер великодушно дал противнику возможность прийти в себя. Тот отошел в сторонку, чтобы побыть наедине со своим горем, а мой молодой друг устроил у десятой подставки что-то вроде королевского приема.

Учтивость его превосходила всякое представление. Он с интересом слушал рассказ о том, что букашки в траве — на самом деле эльфы, и радостно одобрил мысль о книге «Эльф и гольф».

Папаша Боте еще раз поделился историей о двух лотошниках, попавших в рай (почему-то со шведским акцентом), и Уолтер смеялся. Кроме того, он погладил кэдди по головке, а когда явился Космо, приветствовал его, как брата. Я уже думал, что мое намерение быть ангелом-хранителем оказалось ошибкой.

Оставшись с ним на секунду вдвоем, я ему об этом сказал, и он согласился.

— Мысль хорошая, — сказал он, — но, как мы видим, излишняя. На что мне Сократ, когда игра идет лучше некуда, а рядом — близкие люди?

— Вы считаете их близкими?

— Технически — да, из-за Анджелы. Но вообще они очень милы.

— Даже Лаванда?

— Прелестная женщина. Столько знает об эльфах!

— И мистер Боте?

— Очень занятный человек.

— И Космо?

Тут он замялся, но быстро пришел в себя.