Том 18. Лорд Довиш и другие

— Бедный! — огорчилась добрая леди. — Как я его расстроила! Что же ты раньше не сказала?

— Как-то не довелось.

— Хорошо, дело твое.

— А ты Дадли не скажешь?

— Конечно, нет. А почему? Тебе стыдиться нечего.

— Да, но…

— Не волнуйся, не скажу. Хотя он так боится воров… а где он, кстати?

Дадли был у себя, рассматривал револьвер. Он был осторожен. Глядя на него, вы бы приняли его за полицейского из фильма.

16

В Индии, странной стране, кишат скорпионы и змеи. Если кто из них укусит туземца, тот не сетует и не размышляет — он бежит, бежит, бежит, пока весь яд не выпарится. После этого он может заняться собой.

Лорд Долиш там не бывал, но действовал примерно так. Говоря строго, он очень быстро шел, а это врачует душу. Для вящего сходства он ощущал, что отравлен.

Человек он был простой, с простыми нравственными правилами. Больше всего он ценил честность. У него не было друзей-преступников, но если бы такой завелся, он бы хотел одного — чтобы тот не ведал лжи и коварства. Потому он и не соглашался рекомендовать в свой клуб Бертфильда.

Клара честной не была. Именно потому он и мчался по лесу, глядя вперед и ничего не видя. Вспомнив последний разговор, он вспыхнул и увеличил скорость. Его едва не затошнило.

Сперва он просто бежал, как жертва скорпиона. Потом — простите за реализм — он ощутил, что весь мокрый. Этот неизящный, но естественный факт открыл дорогу мысли. Многострадальный лорд стал думать.

Мысли и чувства были смешанные. Раны открывались одна за другой. Его ударили сразу в несколько чувствительных мест. Так бывает, когда вас поразят ударом в спину, укусят за локоть и дадут в глаз. Ничего не скажешь, больно; это Билл и чувствовал.

Понемногу он стал разбирать удары, классифицировать. Меньше всего пострадало самолюбие. Он был скромен, что там — неправдоподобно скромен. В таких случаях это полезно. А вот Клара… Где ее честность? Браня его в тот вечер, она знала, что выходит замуж за толстого, лысого, немолодого кретина, у которого есть одно положительное свойство — деньги. Может быть, это описание резко, но учтите ситуацию.

Билл шел и шел. Где-то, громко гудя, проезжали машины, но он не замечал их. Собаки приветствовали его, но он отмахивался. Яд, растворенный в крови, гнал его вперед.

И вдруг все прошло. Буквально на полушаге он исцелился и ощутил, что хорошо бы попить. Путь еще долгий. Он свернул в кабачок. После этого к дому двигался усталый, но вполне здоровый мужчина.

Теперь ему казалось, что Клару он знал давно и мало. Он смотрел на нее через пропасть. Любовь и увлечение отличаются друг от друга тем, что увлечение можно убить одним ударом. Очнувшись, Билл понял, что любви не было. Его привлекали красота и — да-да — сострадание. А так, они вечно спорили. И вообще, она плохая.

Сам собой в его душе стал складываться идеальный образ. Хорошая. Смелая. Добрая. Не ворчит и не жалуется. Кларе он многое спускал, а ей спускать нечего. Вот, скажем, честность. Лжи ей спускать не придется. Она никогда не поступит плохо, не допустит низкой мысли. Да, кстати, она умная, и ей хватит доброты, чтобы общаться с не очень умным человеком, вроде него. Наконец, она хрупкая, проворная, маленькая, белокурая, разводит пчел… и зовется Элизабет!

Придя с удивлением к этим выводам, он заметил, что отмахал десять миль и передним — ворота фермы. Кто-то шел к ним. То была она — легкая, вроде тени. Рядом ковылял страдавший ревматизмом кот. Биллу казалось, что он их давно не видел.

— Где вы были? — тревожно спросила Элизабет. — Я гадала, гадала…

— Гулял, — ответил он.

— Несколько часов!

— Я дошел до Моррисвиля.

— Да это же двадцать миль!

— Может быть…

Она удивленно на него смотрела. Ей вспомнилось, что в последние дни гость казался ей каким-то странным.

— Что-нибудь случилось? — с запинкой спросила она.

— Нет, — уверенно ответил он. Теперь он знал, что всё в порядке. Мало того, никогда он не был счастливее.

— Правда?

— Еще бы!

— Мне… мне казалось, что вы чем-то взволнованы. Билл быстро прибавил еще одно свойство: заботлива, как ангел.

— Спасибо, — сказал он, — но я в полном порядке. Взгляд ее успокоился.

— Вам хорошо?

— Это мягко сказано!

— Тогда я вас огорчу. Мы с вами влипли!

— Что такое?

— Обезьяна.

— Сбежала?

— Нет. И не думает.

— Ну и что?

— Пойдемте, присядем. Вы устали.

Они сели на каменную скамью, которой мистер Флек, хозяин фермы, украсил некогда свои угодья.

— Жуткая штука, — сказала Элизабет, — но сидеть можно. Скажите, зачем вы ходили к леди Уэзерби?

Пока он припоминал, зачем ему это понадобилось, Элизабет ответила сама:

— Вы хотели ее утешить! Вы такой добрый. А получилось хуже.

— Я не сказал, что обезьяна здесь.

— Что же вы сказали?

— Что я ее видел.

— Этого вполне хватило.

— Простите, ради Бога!

— Ничего, справимся, но надо действовать, и поскорее.

— А что такое?

— Пресса идет по пятам. Целый день отвечаю репортерам.

— Репортерам!

— Они просто кишат. И каждый раскрыл преступление. Полиция вот не сумела, а он…

— Как они сюда попали?

— Леди пригласила.

— Почему?