Том 18. От царствования императора Петра Великого до царствования императрицы Екатерины I Алексеевны, 1703–1727 гг.

Петр уже хозяйничал в уступленных областях; в мае 1724 года написал пункты Матюшкину: «1) крепость Св. Креста доделать по указу, в Дербенте цитадель сделать к морю и гавань делать; 3) Гилянь уже овладена, надлежит Мазандераном также овладеть и укрепить, а в Астрабатской пристани ежели нужно делать крепость, для того работных людей, которые определены на Куру, употребить вышеписанные дела; 4) Баку укрепить; 5) О куре разведать, до которых мест можно судами мелкими идти, чтоб доподлинно верно было; 6) сахар освидетельствовать и прислать несколько, также и фруктов сухих; 7) о меди также подлинное свидетельство учинить, для того взять человека, который пробы умеет делать; 8) белой нефти выслать тысячу пуд или сколько возможно; 9) цитроны, сваря в сахаре, прислать; одним словом, как владение, так сборы всякие денежные и всякую экономию в полное состояние привесть стараться всячески, чтоб армян призывать и других христиан, если есть, в Гилянь и Мазандеран и ожилять (поселять), а басурман, зело тихим образом, чтоб не узнали, сколько возможно убавлять, а именно турецкого закона (суннитов). Также, когда осмотрится, дал бы знать, сколько возможно там русской нации на первый раз поселить. О Куре подлинного известия не имеем: иные говорят, что пороги, а ныне приезжал грузинец, сказывает, что от самой Ганжи до моря порогов нет, но выше Ганжи пороги; об этом, как о главном деле, надлежит осведомиться, и, кажется, лучше нельзя, как посылкою для какого-нибудь дела в Тифлис к паше. Сие писано, не зная тех сторон, для того дается на ваше рассуждение: что лучше-то делайте, только чтоб сии уступленные провинции, особливо Гилянь и Мазандеран, в полное владение и безопасность приведены были».

Но «уступленные провинции» были уступлены только в Петербурге. Для ратификации договора, заключенного Измаил-беем, отправились в Персию Преображенского полка унтер-лейтенант князь Борис Мещерский и секретарь Аврамов. В апреле 1724 года въехали они в персидские владения, и встреча была дурная: на них напала вооруженная толпа; к счастию, выстрелы ее никому не повредили. Когда Мещерский жаловался на такую встречу, то ему отвечали: «Ребята играли, не изволь гневаться: мы их сыщем и жестоко накажем». Шах принял Мещерского с обычною церемониею, но этим все дело и кончилось: посол не мог добиться никакого ответа и принужден был уехать ни с чем; на возвратном пути на горах подвергся неприятельскому нападению; было узнано, что персидское правительство хотело именно погубить Мещерского и действовало так по внушениям шевкала тарковского, который доносил о слабости русских в занятых ими провинциях. По возвращении Мещерского императорские министры подали мнение, чтоб Матюшкин написал шаху или его первому министру с представлениями, что между Россиею и Турциею заключен договор насчет персидских дел, что Персия может спастись единственно принятием этого договора и погибнет, если вооружит против себя соединенные силы таких могущественных государств. Министры считали необходимым увеличить число регулярного войска в новозанятых областях, чтоб, с одной стороны, распространить русские владения и военными действиями устрашить персиян, а с другой – удерживать турок. 11 октября в Шлйссельбурге подано было Петру мнение министров, и он дал такую резолюцию: «Ныне посылать к шаху непотребно, потому что теперь от него никакого полезного ответа быть не может; пожалуй, объявит и то, что они договор подтвердят и потребуют помощи не только против афганцев, но и против турок: тогда хуже будет. Надобно стараться, чтоб грузины, которые при шахе, как-нибудь его увезли или по крайней мере сами от него уехали; для этого писать к Вахтангу и устроивать это дело чрез его посредство. Писать к генерал-майору Кропотову, чтоб он искусным и пристойным способом старался поймать шевкала за его противные поступки». Относительно умножения русских войск император объявил, что разве прибавить нерегулярных полков, о пропитании которых пусть подумают министры.