Том 18

Уничтожение противоположности между городом и деревней не в большей и не в меньшей степени утопично, чем уничтожение противоположности между капиталистами и наемными рабочими. Оно с каждым днем все более становится практическим требованием как промышленного, так и сельскохозяйственного производства. Никто не требовал этого настоятельнее, чем Либих в своих сочинениях по агрохимии, в которых он всегда выдвигал первым требованием, чтобы человек возвращал земле то, что он от нее получает, и где доказывается, что этому препятствует лишь существование городов, в особенности крупных городов. Когда видишь, как здесь, в одном только Лондоне, изо дня в день с затратой огромных средств выбрасывается в море большая масса навоза, чем производится во всем королевстве Саксонии, и когда видишь, какие колоссальные сооружения необходимы для того, чтобы этот навоз не отравил весь Лондон, — то утопия об уничтожении противоположности между городом и деревней находит замечательное обоснование в практике. Даже сравнительно небольшой Берлин вот уж по крайней мере тридцать лет задыхается в своих собственных нечистотах. С другой стороны, было бы чистейшей утопией желать, подобно Прудону, произвести переворот в современном буржуазном обществе, сохраняя крестьянина как такового. Только возможно более равномерное распределение населения по всей стране, только тесная внутренняя связь промышленного и земледельческого производства наряду с необходимым для этого расширением средств сообщения, — конечно, при условии уничтожения капиталистического способа производства, — в состоянии вырвать сельское население из изолированности и отупения, в которых оно почти неизменно прозябает в течение тысячелетий. Утверждать, что освобождение людей от цепей, выкованных их историческим прошлым, будет полным лишь тогда, когда будет уничтожена противоположность между городом и деревней, — вовсе не является утопией; утопия возникает лишь тогда, когда пытаются, «исходя из существующих отношений», предуказать форму, в которой должна быть разрешена та или иная противоположность, присущая существующему обществу. А именно это и делает Мюльбергер, принимая прудоновскую формулу решения жилищного вопроса.

Далее Мюльбергер жалуется, что я в известной степени считаю и его ответственным за «чудовищные воззрения Прудона на капитал и процент», и заявляет:

«Изменение производственных отношений я предполагаю как данное уже заранее, а переходный закон, регулирующий ставку процента, касается не производственных отношений, а общественного оборота, отношений обращения… Изменение производственных отношений, или, как точнее формулирует немецкая школа, уничтожение капиталистического способа производства, происходит, конечно, не вследствие переходного закона, упраздняющего процент, как приписывает мне это Энгельс, а вследствие фактического овладения всеми орудиями труда, всей промышленностью со стороны трудящегося народа. Будет ли при этом трудящийся народ поклонником» (!) «выкупа или же немедленной экспроприации, — этого не решить ни Энгельсу, ни мне».

Я с изумлением протираю глаза. Я снова перечитываю сочинение Мюльбергера от начала до конца, чтобы отыскать то место, где он заявляет, что его выкуп наемных жилищ заранее предполагает «фактическое овладение всеми орудиями труда, всей промышленностью со стороны трудящегося народа». Этого места я не нахожу. Его не существует. О «фактическом овладении» и т. д. нигде нет речи. Зато на стр. 17 сказано:

«Предположим, что производительность капитала, — как это рано или поздно должно случиться, — действительно взята за рога, например, посредством переходного закона, твердо устанавливающего размер процента со всех капиталов в один процент, притом с тенденцией постепенно приблизить и этот размер процента к нулю… Разумеется, и дом, и квартира, подобно всем другим продуктам, подлежат действию этого закона… Мы видим, таким образом, что и с этой стороны выкуп наемных квартир является необходимым следствием уничтожения производительности капитала вообще».

В полную противоположность новейшему повороту Мюльбергера здесь, стало быть, сказано без обиняков, что производительность капитала — а под этой путаной фразой он заведомо разумеет капиталистический способ производства — в самом деле «была бы взята за рога» посредством закона об отмене процента и что именно в результате этого закона «выкуп наемных жилищ является необходимым следствием уничтожения производительности капитала вообще». Ни в коем случае, заявляет теперь Мюльбергер. Этот переходный закон «касается не производственных отношений, а отношений обращения». При таком полнейшем противоречии, говоря словами Гёте, «одинаково таинственном для мудрецов и для глупцов»[255], остается только предположить, что я имею дело с двумя различными Мюльбергерами, из которых один справедливо выражает недовольство, если я «приписываю» ему то, что напечатал другой.